Людольф крикнул его защитникам:
— Сдавайтесь! У вас нет шанса удержать эту крепость! Она падет под ударами французской армии, в этом нет сомнений! Мейден будет предан огню! Кровь польется рекой по улицам города, и ров здесь станет красным!
У одной из бойниц замка, через которые в течение многих столетий вылетали стрелы, молодой солдат взглянул на ствол своего ружья и прицелился в представителя Версаля. Он никогда раньше не брал под прицел людей, и хотя этот его соотечественник оказался отвратительнейшим предателем, чувствовал он себя совсем не так, как во время охотничьих состязаний в лесу. Его руки тряслись, когда он потянул спусковой крючок. И вовсе не оглушающий звук выпущенной пули и не кисловатый запах пороховой пыли стали причиной того, что неожиданно он отошел в сторону, и его вырвало. Он никогда не думал, что человек может выглядеть удивленным в момент своей смерти.
Людольф упал, но он не был мертв. Два солдата оттащили его из опасной зоны, и сержант опустился на колени осмотреть рану. Пуля вошла в предплечье левой руки. В Людольфе сознание того, что в него стреляли, вызвало чувство мести и крушения надежд.
— Солдат, совершивший это преступление, должен быть казнен! Я являюсь здесь посланником короля Франции, а не военным лицом.
Он проигнорировал тот факт, что сам стрелял из обоих пистолетов.
Сержант перевязал рану поясом Людольфа.
— Вас нужно немедленно доставить к доктору, господин. Похоже, пуля застряла в кости. Вы можете встать?
— Да, только помогите мне.
Сержант поднял его и поддержал. Сановники испытывали страстное желание поскорее убраться отсюда и протягивали из кареты руки, чтобы помочь сержанту посадить Людольфа к ним. Но Людольф сопротивлялся, не сводя пристального взгляда с Франчески.
— Я хочу, чтобы эта женщина поехала со мной. Приведите ее!
Франческа застыла, пораженная ужасом, зная, что потеряет сознание от боли, если попытается бежать.
— Оставьте меня, — сказала она солдату, помогавшему ей. — С этим я должна разобраться сама. — Затем, когда тот отошел, сделала один мучительный шаг вперед, прижимая руку к груди, и окликнула Людольфа через разделяющее их пространство: — Без посторонней помощи я больше пройти не могу. Тебе придется или самому подойти ко мне, или убраться из моей жизни навсегда!
Людольф рывком высвободился из рук поддерживающего его сержанта, возражавшего против подобного безрассудства.
— Господин! Не ходите! Садитесь в карету, а я приведу ее. Вы снова попадете в зону обстрела из замка!
— Они не посмеют стрелять в меня второй раз, — проворчал Людольф. Здоровой рукой он оттолкнулся от кареты, но на большее ему не хватило времени. Со стороны дороги послышался выстрел, и один из часовых, приставив рупором ладони ко рту, радостно крикнул:
— Наша армия!
Людольф схватил сержанта за рукав.
— Подсадите меня на лошадь.
Сержант бегом бросился за его конем. Людольф едва успел оказаться в седле, как голландские офицеры во главе наступающих отрядов ворвались во двор. Круто развернув лошадь, Людольф галопом помчался в обратном направлении. Возле Франчески он крикнул ей:
— Еще не конец! Не сомневайся, я поквитаюсь с твоим так называемым мужем!
Она видела, как он галопом скрылся за деревьями и, направив лошадь в воду, пустился вплавь на другой берег реки.
Спустя несколько часов Людольф, обессилевший от потери крови, лежал на краю поля. Его конь, с которого он упал незадолго до этого, умчался прочь. Неподалеку виднелся дом какого-то фермера, но у Людольфа не было сил доползти туда. Рано или поздно кто-нибудь заметит его. Ему ужасно хотелось пить, из иссушенного жаждой горла не мог вырваться ни единый крик. Он медленно проваливался в темноту, теряя сознание. Когда Людольф вновь открыл глаза, наступил уже вечер, на небе появлялись первые звезды, хотя в доме не светилось ни одно окно. Там и раньше не было заметно движения, но он решил тогда, что все работники на полях. Может, это заброшенное место? В краткие минуты просветления Людольф понял, что не слышал ни блеяния овец, ни мычания коров, ни лая собак, ни каких-то других, обычных для фермы звуков. Фактически, он вообще не видел животных на протяжении нескольких миль, которые проскакал до того, как упасть здесь. Но он не задумывался над тем, что бы могло означать отсутствие животных и людей.
Когда он снова очнулся из своего странного забытья, солнце опять ослепительно сияло в небе, как и в предыдущий день. Людольф обливался потом от жары и лихорадки. Хде-то вдалеке послышался необычный рев, и земля, на которой он лежал, слегка затряслась. Ему показалось, будто он заметил сияние в небе над полем. Затем он с ужасом понял, в чем дело. Это были сверкающие потоки морской воды. Должно быть, в Мейдене открыли шлюзы, и скоро вся местность вокруг будет затоплена.
Эта мысль стала последним проблеском сознания, в следующее мгновение милосердная смерть избавила его от дальнейших страданий, и он не чувствовал, как бушующий поток воды несет его тело, словно какой-то обломок кораблекрушения, среди поваленных деревьев, снесенных зданий и остатков крыш.
В Амстердаме Франческа, в отличие от сотен других горожан, не стояла возле укреплений, наблюдая, как приближается море. Она позировала Хендрику. Девушка сидела на стуле; шаль, накинутая на плечи, скрывала руку на перевязи. Сейчас у нее появилось много времени, чтобы поразмышлять о событиях предыдущих дней.
Питера не было среди первых голландских отрядов, появившихся в Мейдене, но он со своими оставшимися в живых людьми прибыл вовремя, чтобы помочь отбить атаку французов, последовавшую вскоре за первой стычкой у стен замка. Замок Мейден оставили под надежной защитой гарнизона в шестьсот человек, а Питер отвез Франческу назад в Амстердам незадолго до того, как открыли шлюзы.
Стремительная поездка измучила Франческу, рука, хотя армейский хирург и наложил шину, по-прежнему сильно болела. Несмотря на физические страдания, она испытала огромное облегчение, когда Питер сообщил ей о послании, доставленном ему перед тем, как они въехали в город. Они поспешили с хорошей новостью к Хендрику.
— Вашим неприятностям пришел конец, мастер Виссер, — сказал Питер. — Людольф ван Девентер мертв — по-видимому, он утонул во время наводнения. Его тело прибило к берегу, где его заметили лодочники и доставили в город. Так как он был явным предателем, его бы казнили в случае поимки живым. По закону его имущество конфискуется государством, а все долги ему объявляются потерявшими законную силу.
— После всего пережитого, я едва верю в это, — ответил Хендрик, опешив от столь неожиданного освобождения от кошмара, висевшего над ним так долго.
