Я ушла за деревья, закрыла лицо содранными об снег, окровавленными руками, и так и сидела в темноте. Долго, долго. Окончен спектакль, опустел зал.
Завтра придут другие зрители, вспыхнет свет и оркестр снова сыграет увертюру.
* * *
Глава 30,
В которой раскрываются старые тайны, появляются сокровища цыганки Ляли и наступает весна.
Светлану, Степкину сестру, Люша сразу и не узнала. В темном, низко повязанном платке, в грубых башмаках, измазанных глиной и навозом, перемешанным с соломой – видно, что пришла из Черемошни пешком по раскисшим весенним дорогам. И, главное, – отсутствие во всем облике той яркой, победительной женственности, которая всегда ее отличала. Куда делась? Ведь не так и стара годами Светлана…
– Христом богом нынче вас, Любовь Николаевна, молить буду, – сказала женщина и, как монашенка, опустила долу глаза.
Люша хорошо помнила ее прямой, внимательный, почти наглый взгляд, так похожий на Степкин, – и потому расстроилась еще больше.
– Светлана, тебе меня молить не надо, – сказала она. – Ты ж знаешь, я для вас заради Степкиной памяти все сделаю. А что нужно-то?
– Любовь Николаевна, может, у вас в колонии нынче дело какое для Ивана найдется? И для меня тоже? Я могу по черному самому утруждаться – стирать, полы мыть, котлы, что надобно будет… А Иван – вы ж сами знаете – у него хоть ноги нет, и голова не ахти, а руки-то по всякому к нужному месту приставлены…
– Конечно, Ваня у нас всегда был на все руки… И, конечно, я обязательно… А только отчего вдруг вы к нам-то задумали? Ты знаешь ли, что у нас за малолетние бандиты нынче в Ключах живут? Ух! Их же на вокзалах отдел по борьбе с беспризорничеством наловил или вообще из тюрьмы, кто малолетний, за воровство, разбой и прочее. У нас что ни день, то новый содом или новая гоморра! Вот вчера старшие парни вздумали лошадей украсть и на них в деревню прокатиться, перед тамошними девками пофорсить, или уж спереть чего. Ребята-то по большей части городские, к лошадям непривычные. А лошади у нас какие? Те, которых даже по мобилизации забрать не смогли и крестьяне не сумели свести. Так что в результате – одна сломанная нога, две выдернутых из сустава руки, не считая синяков и шишек. Вместо детской колонии – госпиталь. Плюс озленные, как собаки, лошади, которых пришлось в темноте по парку ловить и на которых, между прочим, как раз сейчас пахать надо тот участок, который колонии под сельское хозяйство выделен…
– Я, Любовь Николаевна, и пахать могу, и за больными ходить, вы не сомневайтесь… – по-прежнему не поднимая глаз сказала Светлана. – Ваня в деревне тоскует, хочет обратно в город ехать. К крестьянскому труду он без ноги непригоден, да и не любил его никогда. Самогонку пить начал впервые в жизни. Чуть выпьет и вовсе разум теряет. А много ли его было? Но куда же ехать? Фабрики там все стоят, люди голодают. Здесь хоть с огорода прокормиться можно. У нас ведь детей четверо, старшей шестнадцать и она… – Светлана чуть запнулась. – Она тоже уже работница, коли вам придется. А я сама без земли, без запаха ее, без полей с жаворонками да васильками – враз чахну, как Ваня без своих железок да придумок…
– Что ж, я думаю, можно будет как-то это решить… – медленно сказала Люша, так и эдак прикидывая сказанное Светланой. – Например, придумать и сделать что-нибудь вроде театральных мастерских, где мальчики будут у Вани обучаться столярному и прочему механическому делу. Мебель, кстати, поломанную давно бы починить пора… А для девочек здесь же – шить костюмы, вышивать, рисовать декорации и все такое. Это Оля у нас вести может и Прохор-художник с Владимиром на подхвате. Пожалуй, мы с Грунькой сегодня же проект составим и в город пошлем на утверждение в оба ихних отдела – театральный и который по образованию и просвещению. Даже посылать не будем – я сама поеду и Атьку возьму, ей развеяться нужно, она у нас что-то совсем квелая стала, как бы не померла с тоски… Тебя, Светлана, и старшую девочку пустим по сельскому хозяйству, потому как по дому у нас прислуги нету, колонисты сами все прибирают и делают (видела бы ты – как они это делают! Горничная Настя давно бы от удара померла). Земли-то у колонии, считай, если с огородами, восемь десятин. А Акулина с Филимоном стары – им никак не справиться, даже с двумя мальчишками, которые им нынче помогают. Прочие же твои детки, как и наши, будут колонистами считаться…
– Спасибо вам и низкий поклон от меня и Ивана…
– Да погоди, рано спасибо. Надо еще всех в городе убедить и бумаги соответственные раздобыть… Правда, у нас теперь уже опыт имеется… Но – видела бы ты, Светлана, эти большевистские канцелярии… Представь, берется дворянский особняк – лепнина, ковры, люстры, окна стрельчатые – и фанерками разгораживается на такие маленькие клеточки, в каждую из которых ставится стол и пишущая машинка. За нее сажается барышня, которая весь день клавишами стрекочет, производя тьму входящих и исходящих бумажек во множестве экземпляров. И носят их, стуча каблучками, из клеточки в клеточку. Туда-сюда, быстро-быстро, и мордочки такие сосредоточенные и глазки стеклянные. Прямо как вольер с белками в колесе! А иногда садятся на мотор и – фр-р-р! – повезли бумажки в Кремль! Мне кажется, они сами от всего этого еще дуреют, как твой Ваня от самогона… Да ладно… В общем, вы ждите покуда и никуда не двигайтесь, а мы тебя о результатах сразу же известим. Я теперь пошла, вон уже физиономии три раза в дверь совались, зовут, наверняка чего-то уже с утра или за ночь намастрячили, надо разгребать. А ты, кстати, если голодная, зайди в голубой зал, у нас там нынче общая столовая и как раз завтрак накрывают…
Считая дело решенным и разговор законченным, Люша уже поднялась на цыпочки и начала уходить. Но слова Светланы остановили ее на полушаге.
– Нет, Любовь Николаевна, я теперь еще не уйду. Вы как хотите, но мне прежде повиниться перед вами надо. За себя и за Степку. Чтоб ему на том свете, перед Господним престолом ноша полегче вышла, я нынче должна… Хотя вы после этого наверняка и знаться со мной не пожелаете, не то что работу дать, но ради братниной души…
– Светлана, а ты уверена, что это ко мне? – обескуражено и слегка нетерпеливо спросила Люша, которая не любила сложных душевных движений, выраженных словами. – Может, тебе с этим лучше к Флегонту обратиться? Он у нас все-таки как бы специалист по Господним престолам…
– Нет, Любовь Николаевна, это уж прямиком к вам, – Светлана впервые с начала их встречи подняла взгляд и Люша увидела ее глаза – зеленые и застылые, как вода в пруду. – Потому что я вам рассказать хотела, как мы со Степкой вас порешили убить.
