– Родди, – сказала Алекс, чувствуя, что его настроение резко переменилось. – Ты уже согласился.
– Тебе нужна не помощь, Алекс, – развел он руками. –
Тебе нужно чудо.
– Но…
– Прости. Я передумал.
– Это из-за того старого скандала?
– В некотором роде.
Голубые глаза Александры заполыхали опасным огнем.
– Кому, как не тебе, Родди, знать, как рождаются слухи! :
Кому, как не тебе знать, что в большинстве случаев они не имеют под собой никакой почвы, хотя бы уже потому, что ты сам частенько сочиняешь их и вносишь свой вклад в их распространение!
– Я и не сказал, что верю тому, что о ней говорят, – холодно протянул Родди. – Мне вообще трудно поверить, что мужская рука, включая и руку Торнтона, касалась когда-либо этой фарфоровой кожи. Тем не менее, – остановил он порывавшуюся что-то сказать Алекс, – общество не столь снисходительно, как я, или в данном случае – не столь великодушно. Сегодня вечером на нее будут смотреть в упор, как на пустое место, и ни влияние Таунсендов, ни мое собственное не смогут этого предотвратить. И хотя мне страшно пасть в твоих глазах еще ниже, чем я уже, судя по твоему взгляду, пал, я все-таки скажу тебе малоприятную правду, моя дорогая Алекс, – с сардонической усмешкой добавил он. – Если сегодня на балу у Виллингтонов какой-нибудь холостяк будет настолько неосторожен, что проявит интерес к этой девушке, он станет всеобщим посмешищем, а я не хочу, чтобы надо мной смеялись. Я не настолько смел и именно потому всегда смеюсь над другими. Более того, – Родди потянулся за шляпой, давая понять, что заканчивает разговор, – в глазах общества Элизабет Кэмерон – подержанный товар. Любого холостяка, который приблизится к ней, сочтут либо дураком, либо развратником, в любом случае его постигнет та же участь, что и ее.
В дверях Родди обернулся, уже как всегда улыбающийся и невозмутимый.
– Все, что я могу сделать, это заявить сегодня, что лично я не верю в то, что Элизабет Кэмерон была с мистером Торнтоном в лесном коттедже или в оранжерее, или вообще где бы то ни было. Возможно, это несколько приостановит бурю, но она все-таки разразится.
Не прошло и часа, как в переполненной шумной бальной зале, освещенной сотнями канделябров, Александра с болью призналась себе, что все предсказания Родди сбываются в точности. Впервые на ее памяти они с Джорданом не были окружены толпой друзей и знакомых и даже просителей, которые добивались какой – нибудь услуги от Джордана или его расположения. Сегодня все избегали их общества. Ошибочно полагая, что Джордан и Александра оказывают протекцию Элизабет Кэмерон по незнанию, друзья Таунсендов, стараясь скрыть неловкость, притворялись, что не замечают их присутствия, а тем более того, что они пришли сюда с девушкой, чья репутация была безвозвратно погублена, пока их не было в Англии. Однако старательно не замечая Джордана и Александру, они, как и все присутствующие на балу, не упускали случая бросить беглый взгляд на Элизабет, когда были уверены, что это не заметят те, чью дружбу она каким-то непонятным образом сумела завоевать. Стоя у стены и глядя на кружащиеся пары, Александра время от времени перехватывала эти любопытные взгляды и, кипя от негодования, была готова расплакаться. Когда она поворачивала голову к Элизабет, которая мужественно отвечала ей ослепительной улыбкой, ее горло сжималось от чувства вины и жалости. Музыка и смех создавали такой шум, что Алекс пришлось наклониться, чтобы услышать, что говорит ей Элизабет:
– Если не возражаешь, – сдавленным голосом, который никак не вязался с ее улыбкой, проговорила Элизабет, – я… я думаю, мне надо сходить в дамскую комнату и поправить прическу. Ее прическа и платье были в полном порядке, и им обеим это было известно,
– Я пойду с тобой. Элизабет покачала головой.
– Алекс, если ты не против… мне бы хотелось несколько минут побыть одной. Здесь так шумно.
Элизабет пошла вдоль стены через зал, высоко держа голову и будто не замечая, как люди избегают ее взгляда, и не слыша, как они перешептываются и пересмеиваются за ее спиной.
Тони, Джордан, герцогиня и Александра наблюдали, как она прошла под обстрелом взглядов шести сотен людей и начала грациозно подниматься по лестнице. Джордан заговорил первым и постарался не выдать обуревавшей его ярости из опасения, что Александра не выдержит и слезы, стоявшие в ее глазах, прольются на разгоряченные щеки. Положив руку ей на талию, он улыбнулся, глядя в сияющие от слез глаза, и быстро заговорил, так как стоило Элизабет отойти от них, как знакомые двинулись в их сторону.
– Если это может тебя как-нибудь утешить, дорогая, то вот тебе мое мнение: я считаю Элизабет Кэмерон самой замечательной и мужественной женщиной из всех, кого знаю. Кроме тебя.
– Спасибо, – Александра попыталась улыбнуться, но взгляд ее был все еще прикован к Элизабет, которая в этот момент заворачивала за поворот лестницы.
– Они еще пожалеют об этом! – страшным голосом провозгласила герцогиня и в доказательство демонстративно повернулась спиной к двум своим хорошим приятельницам. Единственными, кто присоединился в этот вечер к Таунсендам, были несколько знакомых герцогини такого же преклонного возраста, как и она, и вследствие этого не осведомленные о том, что Элизабет Кэмерон бесстыдна, смешна и нелепа.
Проглотив подступавшие к горлу слезы, Александра взглянула на мужа.
– По крайней мере нельзя сказать, что у Элизабет не нашлось ни одного поклонника, – попыталась пошутить она. – Белховен почти не отходил от нее.
– Это оттого, – неосмотрительно ответил Джордан, – что он и сам в черном списке, поэтому никто и не поделился с ним сплетнями об Элизабет – пока, – поправился он, заметив, как к Белховену направилась парочка престарелых фатов. Подойдя к нему, они потянули его за рукав, покивали в сторону, куда ушла
Элизабет, и наперебой стали что-то рассказывать.
Следующие полчаса Элизабет провела относительно неплохо, стоя в одиночестве в маленькой темной гостиной и собираясь с мыслями. Именно здесь она и услышала новость, которая в любой другой вечер привела бы ее в состояние шока: Ян был объявлен законным наследником герцога Стэнхоупского. Сейчас же это известие не вызвало у нее никаких эмоций.
Поглощенная своим несчастьем, она была неспособна испытывать еще какие-нибудь чувства. Правда, в ее памяти возник голос Валери, подглядывающей за Яном через изгородь: «Некоторые говорят, что он незаконнорожденный внук герцога Стэнхоупского». Но воспоминание промелькнуло, оставив ее равнодушной. Наконец, когда оставаться здесь дольше было уже невозможно, Элизабет прошла через балкон и спустилась по лестнице в залу. Пробираясь сквозь толпу к Таунсендам, она старалась не замечать насмешливых взглядов, от которых на коже не оставались ожоги, а на сердце – шрамы. Несмотря на легкую передышку, ей стоило таких усилий сохранить выдержку, что голова загудела от напряжения, музыка, которая раньше манила танцевать и ласкала слух, теперь казалась ей шумной и раздражающей, громкие голоса и взрывы смеха ударяли по ее обнаженным нервам, как раскаты грома во время грозы, дворецкий, объявляющий на верху лестницы имя каждого вновь прибывшего, казалось, зачитывал список людей, с презрением отвернувшихся от нее. Это еще один голос, который присоединится к общему хору ее хулителей и еще одна пара ушей, которая услышит о ее сегодняшнем унижении и еще одна пара холодных глаз, которая засвидетельствует это унижение.
