Поглощенная своим несчастьем, она была неспособна испытывать еще какие-нибудь чувства. Правда, в ее памяти возник голос Валери, подглядывающей за Яном через изгородь: «Некоторые говорят, что он незаконнорожденный внук герцога Стэнхоупского». Но воспоминание промелькнуло, оставив ее равнодушной. Наконец, когда оставаться здесь дольше было уже невозможно, Элизабет прошла через балкон и спустилась по лестнице в залу. Пробираясь сквозь толпу к Таунсендам, она старалась не замечать насмешливых взглядов, от которых на коже не оставались ожоги, а на сердце – шрамы. Несмотря на легкую передышку, ей стоило таких усилий сохранить выдержку, что голова загудела от напряжения, музыка, которая раньше манила танцевать и ласкала слух, теперь казалась ей шумной и раздражающей, громкие голоса и взрывы смеха ударяли по ее обнаженным нервам, как раскаты грома во время грозы, дворецкий, объявляющий на верху лестницы имя каждого вновь прибывшего, казалось, зачитывал список людей, с презрением отвернувшихся от нее. Это еще один голос, который присоединится к общему хору ее хулителей и еще одна пара ушей, которая услышит о ее сегодняшнем унижении и еще одна пара холодных глаз, которая засвидетельствует это унижение.
Теперь они вспомнят, с каким высокомерием ее брат отвергал женихов два года назад, с удовольствием отметят, что из четырнадцати искателей ее руки остался только один Белховен, и будут смеяться над ней. И Элизабет даже не могла винить их за это. Унижение и стыд настолько придавили ее, что, натыкаясь взглядом на редкие лица, выражающие сочувствие, она читала в них скрытую угрозу.
Приблизившись к Таунсендам, она увидела, что сэр Фрэнсис, вырядившийся в нелепые розовые бриджи и желтый атласный камзол, увлечен беседой с Алекс и герцогиней Хостонской. Элизабет оглянулась, ища, куда бы спрятаться, и вдруг ее взгляд выхватил из толпы группу людей, которых она надеялась больше никогда не встретить. Не дальше чем в двадцати шагах стоял виконт Мондвэйл и пристально смотрел на нее. Его окружали молодые люди и девушки, которых она когда-то считала своими подругами. Элизабет скользнула по нему невидящим взглядом и изменила направление, но, подойдя к Алекс и ее мужу, удивленно ахнула, столкнувшись с ним лицом к лицу. Чуть не наступив ему на ногу, Элизабет была вынуждена остановиться.
Мондвэйл казался очень красивым, очень сердечным и немного смущенным.
– Элизабет, – тихо проговорил он, – вы стали еще прекраснее. Уж от него-то она в последнюю очередь могла ожидать жалости Или сочувствия и потому не знала сейчас, благодарить его или сердиться, так как именно его отказ жениться на ней окончательно подорвал ее репутацию.
– Благодарю вас, милорд, – равнодушно пропела она.
– Я хотел сказать, – начал он, вглядываясь в ее бесстрастное лицо, – что мне очень жаль.
И это сработало! Гордость заставила Элизабет вскинуть подбородок еще на дюйм выше.
– О чем вы, милорд?
Он сглотнул от волнения, стоя к ней так близко, что они соприкасались рукавами.
– О роли, которую я сыграл в том, что случилось с вами.
– И какого ответа вы ожидаете на это признание? – спросила она, в самом деле не зная, что сказать,
– Думаю, что на вашем месте, – мрачно усмехнулся он, – я залепил бы мне пощечину за это запоздалое извинение.
– Мне нравится ваше предложение, – с царственным наклоном головы ответила Элизабет, в которой вдруг проснулось ее всегдашнее чувство юмора.
Как ни странно, но после этих слов он посмотрел на нее с еще большим восхищением. Когда Элизабет поняла, что виконт не собирается покидать их группу, ей ничего не оставалось, как повернуться и представить его Таунсендам, но оказалось, что они уже знакомы. Пока он обменивался любезностями с Джорданом, Элизабет с ужасом обнаружила, что Валери, очевидно, задетая уходом Мондвэйла, решительно двинулась в ее сторону. Вместе с ней единым фронтом наступали Пенелопа, Джорджина и все остальные, окружая запаниковавшую Элизабет плотным кольцом. Она повернулась к Алекс, которая уже не знала, как прервать затянувшийся монолог сэра Фрэнсиса и избавиться от его дерзких взглядов, собираясь сказать ей, что хочет уйти. Но не так-то просто было заставить сэра Фрэнсиса замолчать. К тому моменту, как он закончил свой рассказ, Валери уже подходила к ним, и прятаться было поздно. Стараясь вложить в свои слова как можно больше яда, Валери бросила на бледное лицо Элизабет уничтожающий взгляд и проговорила:
– Ох, да ведь это Элизабет Кэмерон. Вот уж не думала, что могу встретить ее в таком месте.
– Не сомневаюсь, – коротко ответила Элизабет, чувствуя, что мужество вот – вот оставит ее.
– Да уж, действительно, – засмеялась Джорджина издевательским смехом.
Элизабет начала задыхаться, и комната поплыла у нее перед главами. Весь этот вечер группа людей вокруг Таунсендов была как бы изолированным островом, сейчас же все взгляды устремились на падшую женщину, имевшую наглость явиться сюда. Оркестр играл вальс все быстрее и громче, лестница опустела, так как гости спустились в зал, чтобы лучше видеть ее. И в этой внезапно наступившей паузе был слышен только оглушительный голос дворецкого, монотонно и с расстановкой провозглашавшего: «Граф и графиня Марсант!.. Граф Нор-рис!.. Лорд Вильсон!.. Леди Миллисент Монтгомери!..»
Валери и Джорджина злорадно вглядывались в побледневшее лицо Элизабет и что-то говорили, но их слова ускользали от нее, заглушенные шумом в ушах и ритмичными выкриками дворецкого:
«Сэр Вильям Фицхаф!.. Лорд и леди Эндерли!..»
Отвернувшись от Джорджины и Валери, которые что-то с ненавистью шипели ей в лицо, задыхающаяся Элизабет вполголоса позвала подругу:
– Алекс, кажется, мне нехорошо!
Но Алекс не слышала ее за голосом сэра Фрэнсиса, который изводил ее очередным анекдотом.
«Барон и баронесса Литтлфилд!.. Сэр Генри Хардин!..» Элизабет в отчаянии повернулась к герцогине, чувствуя, что сейчас упадет в обморок или закричит, если не сможет выбраться отсюда немедленно. Ей уже было все равно, что о ней подумают Валери, Джорджина и все остальные, для кого ее появление на этом балу явилось приятной неожиданностью, дав свежую тему для разговоров.
– Мне нужно уйти, – сказала она.
«Граф Титчелл!.. Граф и графиня Ринделл!..»
Герцогиня подняла руку, чтобы прервать свою собеседницу, и наклонилась к Элизабет:
– Что ты сказала, Элизабет?
«Его высочество герцог Стэнхоупский!.. Маркиз Кенсингтонский!..»
– Я сказала… – начала Элизабет, но в этот момент взгляд герцогини обратился к лестничному пролету, где стоял дворецкий, и щеки ее побледнели.
– Я хочу уйти! – вскрикнула Элизабет, но в зале вдруг воцарилась необычная тишина, и ее голос прозвучал неестественно громко.
