– Октавиан, – хрипло произнес он, ив горле у него пересохло.
Император вздохнул:
– Меня, как и моего отца, зовут Гай Юлий Цезарь.
– Приемного отца, – уточнил Цезарион. – Ты был Гаем Октавием до самого совершеннолетия.
– А ты, – ответил Октавиан, – был Птолемеем Цезарем с момента своего рождения, и тебе присвоили титул царя, когда тебе было всего лишь три года от роду. Но я император, а ты – нет. – Чуть помедлив, он спросил: – Как могло случиться, что ты остался жив?
Сердце Цезариона начало медленно биться, отдаваясь глухими ударами в груди. Он подумал, удалось ли им найти его нож, но не стал проверять это на глазах у Октавиана. Окинув взглядом комнату, юноша увидел еще одного человека – темноволосого и крепко сложенного. Несмотря на его простую одежду, Цезарион сразу понял, что незнакомец явно не слуга. Он стоял, прислонившись к дверной раме, и тоже пристально смотрел на него. Третий – Арей Дидим, амбициозный философ, бывший придворный и предатель, – молча сидел на стуле у противоположной стены. Больше в помещении никого не было.
В зале для личных аудиенций было две двери, одна из которых вела в Красный зал, а вторая – в длинный потайной коридор, выходивший к конюшням у ворот, так что людей можно было вводить и уводить таким образом, чтобы их не видели другие посетители или дворцовые слуги. Видимо, его доставили сюда именно таким образом. На воротах, конечно, стоит стража; в Красном коридоре, по ту сторону большей из двух дверей, тоже наверняка дежурят охранники. Но в зале, скорее всего, охраны нет, потому что император вряд ли хочет, чтобы кто-то увидел Цезариона и узнал, что павший царь жив. Однако ему едва ли удастся выбраться отсюда. Он связан и очень слаб после приступа, а возле двери меньшего размера, которая ведет в потайной коридор, стоит не похожий на слугу крепкий темноволосый человек. Но он и не думает бежать, потому что давно готов к тому, чтобы достойно встретить смерть.
Цезарион снова посмотрел на свои связанные руки, затем согнул их в локтях и попытался нащупать мешочек с лекарством. На привычном месте его не оказалось.
– Мы забрали у тебя твое лекарство, – сообщил император. – А также нож, зашитый в твоем хитоне. – Он показал ногой в сторону, и Цезарион увидел мешочек и нож, лежавшие на полу под скамьей всего лишь в полуметре, но совершенно недосягаемые для него. – Отвечай на вопрос, сын Клеопатры.
Впереди его ждала смерть, но сначала его мучители хотели, чтобы он заговорил. Он не должен предать никого из своих друзей. Опустив веки и заставив себя сделать глубокий вдох, Цезарион медленно открыл глаза.
– Когда атаковали мой лагерь, – начал он, чувствуя облегчение от того, что его голос звучит ровно, – у меня случился приступ и я потерял сознание. Меня серьезно ранили копьем. Люди, которых ты, Октавиан, отправил убить меня, видимо, подумали, что я мертв, и положили меня на погребальный костер. Я очнулся днем; стражи у костра не было, и я просто ушел. Они натянули навес над будущим костром в качестве савана и, судя по всему, не сдвигали его, а потому и не узнали, что я скрылся. Если ты думаешь о предательстве, то, уверяю тебя, император, ничего подобного не было, за исключением Родона. – Цезарион сделал паузу, а затем добавил: – То лекарство, что ты забрал у меня, – средство для облегчения проклятой болезни, а не яд. У тебя нет причин забирать его у меня.
– Я слышал раньше, что ты страдаешь от этой болезни, – задумчиво произнес Октавиан.
– Я унаследовал ее, – ответил ему Цезарион. – От отца.
Император улыбнулся.
– И кто же это может быть, царь? Ты хоть сам знаешь?
– Да, – спокойно произнес Цезарион. – Как и ты.
Улыбка сползла с лица императора, и он посмотрел на юношу испытующим взглядом.
– Ну хорошо. Ты говоришь, что избежать казни тебе помогло простое недоразумение, а не предательство. Я видел, как за эпилептическими припадками следует глубокое оцепенение, а ты определенно доказал, что подвержен этой болезни, поэтому я могу тебе верить. Как тебе удалось сбежать и какой несчастный случай привел тебя сюда?
Ему не пристало сидеть на полу подобно испуганному ребенку. Цезарион с трудом поднялся на ноги и выпрямился, сосредоточив все свои силы на том, чтобы выглядеть достойно, – ведь он царь, наследник великой династии Лагидов.
– Если люди, которых ты отправил захватить наш корабль, уже вернулись, то они с готовностью доложат тебе об александрийце по имени Арион, который появился в Беренике, чтобы разыскать человека, оставленного в порту сторожить прибытие триеры. Центуриона Гая Патеркула ввело в заблуждение фальшивое имя, которым я воспользовался для того, чтобы защитить себя. Кроме того, Патеркула сбили с толку и заверения его друга, командовавшего нападением на лагерь и утверждавшего, что царь мертв. Я сказал центуриону, что был помощником Эвмена и командовал личными стражниками царя, и он мне поверил. Он решил, что поскольку я молод, ранен и безоружен, то не представляю никакой опасности для государства, и пощадил меня, действуя в соответствии с вашей политикой амнистии.
Октавиан вскинул брови и, не сдержавшись, воскликнул:
– До чего же серьезная ошибка!
– Какую опасность я представляю для тебя сейчас? – с горечью спросил Цезарион. – Египет в твоей власти. Мне не удалось даже убежать в другую страну, вместо этого я оказался беглецом в своей собственной стране. Я отправился обратно в Александрию в надежде, что смогу помочь своей матери или по крайней мере своему маленькому брату, но по дороге сюда до меня дошли известия о гибели царицы и о том, что мой брат находится вне досягаемости. У меня осталась лишь одна надежда: тихо исчезнуть и прожить остаток своих дней под именем Ариона.
– Кто тебе помогал? – безжалостные глаза Октавиана, казалось, впились в юношу. – Ты не мог добраться до Александрии самостоятельно.
– Я добирался в Александрию самым обыкновенным образом. Я никому не говорил своего настоящего имени, не рассказывал о том положении, в которое попал. Если хочешь знать, я вел деловую переписку для одного купца, чтобы оплатить себе дорогу. Я прибыл в город всего несколько дней назад и все еще пытался определить, каково положение вещей, когда этот предатель обнаружил меня. – Он метнул презрительный взгляд на Арея.
– С тобой была девушка, – негромко вставил Арей. – Египтянка. Она сказала, что ее отец – купец, а ты – его партнер.
Цезариону удалось вовремя подавить всплеск эмоций, изобразив на лице непроницаемую маску царского величия, к которой он привык, присутствуя на многочисленных торжественных церемониях, – Да она никто. Я познакомился с ней во время путешествия.
