— Разумеется, ведь он теперь принадлежит мне.
Джек совершенно растерялся.
— Тогда я… пойду, наверное? — Он поднялся. — Если приедет сержант Браун и захочет переговорить со мной о Хите, скажи, что я дома.
— Хорошо, — равнодушно ответила Эбби.
Джек медленно пошел к дверям. Ему не хотелось оставлять ее одну, но что еще он мог сделать?
— Джек?
— Да? — В голосе Джека звучала надежда.
— Спасибо за все, что ты для меня сделал.
— Ты уверена, что не хочешь вернуться в Бангари вместе со мной, Эбби? Мне кажется, будет лучше, если вокруг тебя будут люди, которые… — Он очень хотел сказать «которые любят тебя», но испугался. — …которые позаботятся о тебе.
— Я хочу остаться одна.
Она знала, что это прозвучало холодно и отстраненно… но с этим уже ничего поделать было нельзя.
Джек не ответил. Он покидал Мартиндейл-Холл в смятении. Идя по аллее, он в последний раз обернулся на дом. У него было чувство, что он никогда больше не увидит Эбби…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Шесть недель спустя…
— Могу я предложить вам к рыбе бокал белого вина, миссис Хокер? — спросил официант.
— Это было бы прекрасно, Андре! — промурлыкала Клементина. — Вы не видели моего мужа? Он собирался встретить меня здесь за обедом.
— А это не мистер Хокер разговаривает с мистером и миссис Ричардс возле поручней?
Клементина посмотрела в иллюминатор и нежно улыбнулась.
— Да, это он.
Она подумала про себя, что ее молодой муж очень хорош собой — особенно когда морской бриз ерошит его волосы. Взгляд Клементины задумчиво скользнул по линии горизонта, где лазурь Индийского океана встречалась с бирюзой неба, и Клементина подумала, что никогда не будет скучать по пыльной красной земле Южной Австралии. Они с мужем плыли в Англию, где собирались провести два месяца на озере Дистрикт, а затем отправиться в очередной круиз по Средиземному морю с долгой остановкой на медовый месяц в Южной Италии. На взгляд Клементины — жизнь просто не могла быть лучше, и путешествие в качестве новобрачной устраивало новоиспеченную миссис Хокер. Какое счастье, что ее муж больше не хочет быть фермером! Он продал свою землю братьям, а они поделили ее между собой…
— Прости, что заставил тебя ждать, дорогая!
Клементина очнулась от своих мыслей и улыбнулась.
— Нестрашно, дорогой. Я заказала нам рыбу и белое вино.
— Прекрасно!
И Том Хокер запечатлел на нежных губках своей жены долгий поцелуй.
Мысли Клементины вернулись к тому кошмарному вечеру в Мануре, когда Том впервые ее поцеловал. Это было сюрпризом для них обоих. Она так разозлилась на Джека, что у нее только что дым из ушей не шел, а Том — Том опрокинул несколько кружек пива подряд, чтобы снять стресс после безумной поездки в экипаже. Когда Клементина вбежала в зал после ссоры с Джеком, Том неожиданно сгреб ее в охапку и страстно поцеловал прямо в губы. Испугался, конечно же, сразу выпустил и долго извинялся. Говорил, что не мог больше сопротивляться своим чувствам и что она никогда еще не была так прекрасна. А она — хоть и была в ярости — неожиданно поняла, что поцелуй ей понравился.
В результате они провели чудесный вечер вместе. Почти сразу они решили, что хотят уехать из Австралии, и вскоре Том уже продал свою землю братьям. Формальности и приготовления заняли несколько недель, потом Джек благословил их, и они отправились в порт Аделаиды. Поженились прямо в порту и сразу после скромной церемонии взошли на борт «Ясной звезды», лайнера, идущего в Англию.
Клементина лениво подумала об иронии судьбы: Джек так и не нашел свое счастье с Эбби, зато Клементина вполне счастлива с его младшим братом…
Сибил вышла на балкон и увидела, что Джек сидит на скамье под голубым эвкалиптом, одинокий и несчастный, но разъяренная Сибил не испытывала к сыну ни малейшей жалости. Субботний вечер закончился тихим семейным ужином — очень тихим, надо сказать. С тех пор как Эбби уехала, дом напоминал кладбище при храме Святого Михаила. С Джеком она почти не разговаривала.
Сибил было страшно интересно, куда это Джек уходил. Единственное, что он сообщил во время ужина, — так это то, что на скотный двор не пойдет. За последние несколько недель он часто вот так исчезал — и любопытная Сибил потихоньку теряла терпение. Она позволяла Джеку практически все, но с нее довольно.
Сибил вышла в сад и направилась к сыну. Он смотрел в пространство, и мысли его витали где-то далеко, он даже появления родной матери не заметил.
— Джек!
Джек подпрыгнул.
— Мама! Никогда больше так не подкрадывайся!
— То, что я могу к тебе подкрасться, многое говорит о твоем состоянии!
— О чем ты?
— Ты прекрасно знаешь о чем и я молчала слишком долго. Это скорбное мыканье по поместью не может продолжаться вечно. Либо ты исправляешь ситуацию — либо за это берусь я!
Джек нахмурился.
— Ты мыкаешься не менее скорбно, мам.
За эти недели Сибил даже не заглядывала на кухню, и он несколько раз заставал ее сидящей и глядящей точно так же — в пространство.
— Я еще не так плоха, как ты! Тебе не кажется, что пора действовать? Сидя здесь и изображая брошенного щенка, ты ничего не добьешься.
Джек выглядел смущенным.
— Мам, я дважды был в Мартиндейл-Холле. Оба раза мне говорили, что она не хочет меня видеть. Больше я ничего сделать не могу.
— Значит, я туда поеду и добьюсь встречи!
Сибил собиралась сделать это уже давно, но Джек каждый раз отговаривал ее, настаивая, что Эбби надо побыть одной.
— Мама, Эбби знает, где нас найти. Если она захочет увидеться, она приедет.
С этим было трудно спорить. Сибил тихо застонала от бессилия и вернулась в дом. Вообще-то Джек был прав. Если Эбби захочет увидеть их, она приедет сама. Сибил, честно говоря, очень задевало, что девушка до сих пор этого не сделала. Джек все рассказал матери о наследстве, и Сибил понимала, что утратила компаньонку, но просто навестить-то можно? Наверное, она уже пришла в себя после всех потрясений — так почему не приехать?
В полдень воскресенья Эбби немного нервничала. Экипаж свернул к поместью Бангари. У Эбби было такое чувство, словно она возвращается после долгой разлуки, а не после нескольких недель отсутствия.
Алфи спрыгнул с козел и распахнул перед ней дверцу. Он увез ее отсюда на ужас и испытания, но теперь, по прошествии этих недель, искренне полюбил молодую хозяйку и зауважал ее за силу духа.
На вторую неделю пребывания в Мартиндейл-Холле Эбби вышла прогуляться и забрела к конюшням. Она первый раз вышла так надолго, и солнце приятно ласкало побледневшую кожу девушки.
Эбби вдруг подумала, что горечь и тоска понемногу отступают.
Алфи возился в конюшне, когда увидел молодую хозяйку, стоящую возле денника Горацио. Накануне Алфи вместе со всеми остальными работниками и слугами был вызван в господский дом, где им объявили, что поместье продается и их услуги больше не нужны. Это было паршиво — Алфи проработал здесь много лет. Но еще тяжелее было думать о судьбе лошадей. Особенно о судьбе Горацио. Алфи подозревал, что Эбби принесла дурные вести.
— Любите ездить верхом, мисс? — спросил он девушку.
— Люблю, но с таким громадным конем не справлюсь. Ты же видел.
Эбби с восхищением коснулась атласной шкуры великолепного жеребца.
— Горацио просто очень нервный — и очень сильный. Кроме меня, только старый хозяин мог на нем ездить.
Алфи не сердился на Эбби за продажу дома. Он — как и вся прислуга — знал, что девушке пришлось пережить из-за Эбенезера Мэйсона.
— Сколько ему лет, Алфи?
— Восемь лет, мисс. Он здесь вырос. Совсем махоньким жеребенком хозяин его взял.
Эбби уловила печаль в голосе Алфи и поняла, что это отнюдь не тоска по Эбенезеру.
Конюх беспокоился о судьбе коня… и о своей, наверное, тоже.
