Катарина не помнила, что она делала днем, о чем думала; ей казалось, будто она видит бесконечный тягостный сон.
Когда после свадьбы прошло две недели, сон внезапно разбился, как стекло, исчез, как туман, и унылая, безрадостная, скучная, как осенний вечер, жизнь неожиданно повернула в иное русло.
Катарина собиралась навестить Инес и одевалась в своей комнате. Она нетерпеливо дергала платье, не понимая, почему оно как-то странно на ней сидит. В конце концов ей пришлось позвать Неле и попросить девушку потуже затянуть шнуровку. Еще неделю назад Катарина была тонкой и стройной, а теперь будто располнела в талии. Случайно повернувшись боком, девушка с удивлением увидела в зеркале свой выпирающий живот.
– Что это? – медленно произнесла она. – Будто какая-то болезнь…
Неле смотрела на нее как зачарованная.
– Да, верно… Может, кого-нибудь позвать?
– Не знаю…
В этот момент из соседней комнаты вышла Ютте, вторая служанка; она несла платья молодой госпожи. Вероятно, она слышала их разговор, потому что сначала застыла как вкопанная, а после пробормотала:
– Я бы назвала эту болезнь только одним словом.
– Каким? – все еще ни о чем не догадываясь, спросила Катарина.
Когда Ютте произнесла роковое слово, Неле в испуге бросилась поднимать юную госпожу: Катарина упала в обморок.
Она очнулась в своей постели и услышала, как в комнате тихо разговаривают трое: ее отец, Эрнан и незнакомый мужчина, наверное доктор.
Катарина приготовилась к тому, что ее сердце исполосует острая боль, но ошиблась: на душе было удивительно радостно и спокойно. Она чувствовала, что спасена, избавлена от отчаяния и бесплодной тоски о прошлом.
Она решила не открывать глаз, притвориться спящей и послушать, о чем говорят мужчины.
– Не беспокойтесь, с ней все в порядке, – донесся до нее уверенный голос лекаря. – Видите, лицо порозовело, дыхание ровное, она просто спит. Пусть отдыхает, не тревожьте ее. Сеньора Монкада – здоровая молодая женщина, и я уверен в том, что ребенок тоже родится здоровым. Ее ничего не беспокоило, иначе она давно бы заметила, что с ней что-то не так. Обморок не опасен, просто ее ошеломило это известие, и она испугалась. Такое иногда случается с юными и неопытными женщинами. Когда сеньора проснется, расскажите ей, как прекрасно иметь ребенка: она быстро успокоится и повеселеет.
– Да, но… – начал было Пауль, но тут же замолчал: вероятно, Эрнан сделал ему какой-то знак.
– Как давно она находится в… этом положении? – осторожно спросил Эрнан.
– Не меньше трех месяцев, – сказал врач.
Эрнан, отец и доктор вышли в соседнюю комнату и прикрыли за собой дверь. Катарина немедленно встала и осторожно заглянула в узкую щель. Эрнан и Пауль были одни; наверное, лекарь ушел. Они негромко переговаривались; Эрнан стоял спиной к дверям, и Катарина видела только багровое от гнева или стыда лицо отца, его выпяченные губы и водянистые голубые глаза.
– Поймите, Пауль, в то время я даже не был знаком с Катариной. Поверьте, я не трогал вашу дочь до первой брачной ночи.
Пауль с шумом вдохнул воздух.
– А когда вы сделали это, то…
Эрнан твердо ответил:
– Она не была девственницей.
– Матерь Божья! Как же так?!
– Катарина сказала, что ее изнасиловал какой-то незнакомец, после того как она сбежала из монастыря, а вода затопила город.
– Теперь она еще и беременна! – воскликнул Пауль, сокрушенно тряся головой. – Если бы я знал, Эрнан! Поверьте, я не подсовываю подпорченный товар даже своим врагам!
– Я верю, что вы не знали. Теперь ничего не исправить. Ей придется родить этого ребенка.
– А потом?
– Об этом надо серьезно подумать. Хуже всего, если люди начнут болтать, будто я спал с Катариной задолго до нашей свадьбы. Это испортит репутацию нашей семьи.
– Разве вы захотите дать свое имя ублюдку?
– Конечно нет.
– Быть может, на время отправить Катарину подальше, в какую-нибудь деревню?
Эрнан сделал паузу, явно что-то обдумывая. Потом произнес:
– Это вызовет ненужные подозрения. Пусть живет дома, но до поры до времени никуда не выходит. Позже можно будет сказать, что это были преждевременные роды и младенец умер. Только нужно объяснить все Кэти и убедить ее в необходимости расстаться с этим ребенком.
– Как это сделать?
– Я с ней поговорю.
Катарина бросилась назад, нырнула в постель и откинулась на подушки.
Вошел Эрнан и остановился, глядя на жену. Он тяжело вздохнул. Почему налет восторженного нежного поклонения исчез слишком быстро? Как получилось, что он так скоро исчерпал отпущенную ему долю влюбленности?
– Кэти! – печально начал мужчина. – Я хотел начать новую жизнь, желал обрести что-то свое, настоящее, то, что останется со мной навсегда. Я думал, что ты чиста и наивна, и предполагал, что мне придется научить тебя и любить, и жить. Я ошибся. У тебя оказалось свое прошлое. Я прогадал. Кругом все та же пустыня. Никого и ничего; мне не к чему привязаться и не во что верить.
– А Бог? Разве ты не веришь в Бога?
– Верю. Но смысл моей жизни не в этом.
– Ты говорил, что любишь меня. Ты лгал?
– Нет.
– Я тебя понимаю. Ты полюбил другую девушку, ту, которую придумал. Поверь, если бы я знала, что со мной, то никогда не вышла бы за тебя. Я вовсе не желала причинять кому-то страдания.
– Нет, все-таки хорошо, что ты замужем и за тебя отвечаю именно я. Неизвестно, как поступил бы с тобой твой отец.
Внезапно глаза Катарины подернулись влагой, на ресницах задрожали слезинки. Она что есть силы вцепилась пальцами в одеяло.
– Ты просил быть откровенным с тобой, Эрнан. Так вот, я слышала, как вы с отцом говорили, что не хотите оставлять здесь ребенка. Но я не желаю его отдавать!
Эрнан изменился в лице.
– Мне кажется, ты сама не захочешь его видеть! Куда разумнее отдать его на воспитание. Зачем тебе ребенок человека, который над тобой надругался!
– Этот ребенок и мой тоже!
По лицу Эрнана можно было догадаться, что он пребывает в глубоком и тупом отчаянии, но его голос звучал спокойно:
– Ты не понимаешь, что значило бы для меня дать свое имя этому ребенку, тем более если родится сын!
– Я не хочу сына, – прошептала Катарина, – сыновья покидают своих матерей: они или отправляются странствовать или… уходят в монастырь.
– Ладно, – сказал Эрнан, – в любом случае об этом рано говорить. Полагаю, всем нам нужно набраться терпения и просто ждать. Не волнуйся, у нас еще будет время поговорить об этом.
С тех пор для Катарины началась новая жизнь, незамысловатая, однообразная, зато полная спокойствия и света. С утра она садилась в своей комнате у окна, брала тонкую иглу и ткань и терпеливо, любовно шила легкие, воздушные детские вещи. Днем, если позволяла погода, спускалась в сад. Катарина бродила по дорожкам, беспрестанно размышляя, и ей казалось, будто она ткет внутри собственного разума огромный, причудливый невидимый ковер. Ответственность за свою судьбу и судьбу будущего ребенка придала ей твердости и хладнокровия. Отныне сердце Катарины было полно бесконечного терпения и затаенной любви.
