– Ты не создана для жизни в монастыре, Кэти, ты создана для замужества, для любви! Не волнуйся, все будет хорошо! Через это проходят все женщины! – произнес Эрнан, пожирая ее глазами и протягивая к ней жадные руки.
Мелкая дрожь пробежала по телу Катарины, когда она очутилась в его объятиях. Девушка задавала себе вопрос: почему она так мало думала о том, что придется пройти через этот кошмар?!
Он был умелым, опытным, уверенным в себе любовником, и, если бы Катарина сумела забыть то, что было невозможно забыть, она смогла бы отдаться прекрасной, блаженной и дикой страсти, особенно если представить, что это не Эрнан, а Рамон.
По наивности Катарина надеялась, что муж ничего не заметит. Но он заметил. Вскоре она почувствовала, что его прикосновения и движения сделались жесткими, почти грубыми. Потом он резко отстранился и сел на постели.
У Эрнана был острый, отчужденный, холодный взгляд; Катарине казалось, что сейчас он ее ударит.
Он вскочил, набросил камзол и принялся ходить из угла в угол. Потом порывисто произнес:
– Катарина! Я вынужден потребовать объяснений!
Она молчала.
– Я был уверен в твоей непорочности! Кто и когда тебя обесчестил?
Она с трудом разомкнула непослушные губы:
– Мне не нравится это слово.
Он выглядел расстроенным, разочарованным, нервным.
– Надеюсь, ты не станешь отрицать, что была с мужчиной еще до нашей свадьбы!
– Не стану.
– Кто это был?
– Этого я не скажу.
– Тебе известно, что я могу выгнать тебя вон сию же секунду! – не помня себя, вскричал он.
И застыл, когда она твердо и четко произнесла:
– Не выгонишь.
Эрнан с силой провел по лицу, словно стирая нечто невидимое.
– Верно. Не выгоню. Нас обвенчали, и мы дали друг другу клятву, – сказал он и сурово добавил: – Ты должна признаться, где и когда это случилось.
Катарина устало пожала плечами.
– Что это изменит?
– Многое. Быть может, тебя принудили? – осторожно произнес Эрнан.
Катарина поняла, что он не успокоится, пока не получит более-менее определенный ответ.
– Да, – сказала она, – это случилось, когда я сбежала из монастыря. В город хлынула вода, она поднялась высоко, и я ночевала в чужом доме вместе с какими-то людьми. Я не видела лица этого человека, потому что было темно.
– Почему ты не позвала на помощь?
– Он схватил меня, когда я спала, и зажал мне рот рукой. Он был очень сильный, и я не могла сопротивляться.
Она говорила устало и, пожалуй, слишком спокойно, но Эрнан знал, что это может быть правдой. Он прекрасно помнил, что Катарина была не в себе, когда внезапно вернулась домой, что она долго сидела взаперти и не желала никого видеть. В таком случае она, пожалуй, не виновата. И все-таки он не мог избавиться от ревности, разочарования и чувства оскорбленной мужской гордости.
– Почему ты не призналась мне в этом, когда мы еще не были женаты?
– Я боялась, и мне было очень стыдно.
На этом Эрнан решил прекратить расспросы, а утром, прежде чем спуститься вниз, заявил:
– Я никогда этого не забуду, и мне будет нелегко тебя простить, но я решил не говорить твоему отцу о том, что случилось. Вероятно, он тоже ничего не знал?
Катарина кивнула.
– И еще ты должна обещать, что впредь будешь честна и откровенна со мной.
– Обещаю.
Она смотрела на него и не могла поверить, что это ее муж, что она венчалась с ним в церкви и что они были близки в минувшую ночь. Катарина с трудом представляла, что ей придется прожить с ним всю жизнь, спать в одной постели и родить ему детей.
– А у вас, Эрнан, были женщины? – внезапно спросила она.
Он мгновенно принял неприступный вид.
– Какое это имеет значение?
– Я не могу спросить?
Эрнан замер, глядя на свою жену. Катарина была очень красива. Безупречный овал лица, матовая кожа, глаза как весеннее небо, густые, блестящие светлые волосы. Он смягчился.
– Можешь. Разумеется, были. Мне почти тридцать, и потом, я мужчина.
– Эти женщины тоже чьи-то дочери и будущие жены.
– Я никого не обманывал и не брал силой.
– Возможно, некоторые из них желали получить от вас нечто большее, чем вы хотели или могли им дать?
– Быть может. Не знаю, – нетерпеливо отвечал он.
– Кто вам сказал, что мужчинам позволено вступать в такие отношения до брака, а женщинам – нет?
– Никто. Это общеизвестная мораль, так было и будет всегда.
– Вам кажется, это правильно?
– Разумеется! – раздраженно произнес Эрнан и добавил: – Ты еще очень молода, Катарина, и поэтому, наверное, говоришь много глупостей!
Они спустились вниз. За завтраком Пауль Торн отпускал грубоватые шуточки. Эльза молчала, Эрнан – тоже; он лишь изредка натянуто улыбался и ни разу не взглянул на Катарину.
После завтрака Эрнан и отец поехали по делам, а Катарина поднялась наверх. Она поняла, что ей нечем заняться. У нее не было знакомых молодых женщин, с которыми она могла бы общаться, выезжать за покупками и гулять. Впрочем, ей не хотелось ничего покупать: у нее было достаточно платьев, вдобавок гости надарили столько тканей и принадлежностей дамского туалета, что ей хватит до конца жизни. Эльза, как уже поняла Катарина, была помешана на роскоши и тратила деньги Пауля исключительно на обстановку: мебель, ковры, украшения для дома. Тогда как Катарину, привыкшую к скромному монастырскому быту, это только угнетало. Она не испытывала никаких чувств к сводным брату и сестре, ей не хотелось ни видеть их, ни разговаривать с ними. Поскольку Пауль Торн считал чтение пустым занятием, понапрасну отнимающим время, в доме не было книг. А рукодельничать ей не хотелось.
Катарина подошла к окну. Незаметно наступила осень; скоро с моря начнут дуть холодные ветры и по небу помчатся тучи, то открывая, то вновь заволакивая голубые просветы неба. Море будет гнать штормовые валы, угрожая прорвать полосу дюн и затопить город. Все вокруг станет холодным и хмурым. Только крылья мельниц начнут крутиться быстрее, они будут вращаться вечно и мерно, словно перемалывая время.
Катарина набросила мантилью и спустилась в сад. Здесь было светло и тихо, пожелтевшие листья деревьев влажно блестели, от земли поднималась голубоватая дымка. Катарина бродила по поблекшей траве, пытаясь разобраться в себе, проникнуть в те тайники сердца, что недоступны разуму, и одновременно стремясь отогнать мучительную тоску.
Поздно вечером, когда они легли спать, Катарина внезапно почувствовала на своем теле руки Эрнана. Он молча овладел ею, а потом, не сказав ни слова, повернулся и заснул. И ей было очень странно осознавать, что она не чувствует ни удивления, ни обиды.
С тех пор они мало разговаривали; Эрнан весь день пропадал в гавани, а за ужином они с Паулем обсуждали торговые сделки.
