На лице мужчины промелькнула тень сомнения. Казалось, он удивился отсутствию схожести между Намелок и ее предполагаемой матерью. Однако он сразу же опять улыбнулся. Бонни колебалась между радостью и паническим страхом. Мужчины редко смотрели на нее по-дружески. К тому же после того, что девушка пережила сегодня утром, она больше не могла верить в невинность улыбки.
— Да, расскажи же, Бонни! — воскликнула Сабина. — Где ты взяла этого bebe? Он не может быть твоим. Тебя не было недостаточно долго. И вообще, кто он? Девочка? Мальчик?
Бонни выхватила ребенка из рук Леона, чтобы покормить его самой. Это была ее первая попытка, она еще никогда не кормила младенцев.
— Это девочка, — сказала Бонни и улыбнулась, когда Намелок перестала пить и подарила ей сияющую улыбку. — Ее зовут Намелок.
— Как? — спросила Сабина.
— Этого не может быть! — воскликнул Леон.
От волнения он не мог усидеть на месте. Большой мужчина вскочил на ноги и подбежал к Бонни, чтобы еще раз внимательно рассмотреть ребенка. Он двигался очень плавно — и это снова напомнило Бонни о Джефе, однако при виде Леона она все же скорее думала о танцоре, чем о воине.
— Слишком много совпадений! Моя подруга Санкау тоже хотела назвать ребенка Намелок. Потому что это красивый ребенок, а Намелок означает «прекрасная». Но мец не разрешил ей это сделать, потому что он не может произнести это африканское имя. Он назвал ребенка «Натали».
И тут Амали все поняла:
— Леон, а ты знаешь, к какому племени принадлежит Санкау? Она попала сюда из Африки?
Леон кивнул:
— Она называет себя масаи. Они выглядят иначе: черные и очень худые. Они…
Амали и Сабина слушали с интересом, а Бонни кивала. Санкау, очевидно, принадлежала к тому же племени, что и мать Намелок. Таким образом разрешилась загадка о происхождении Намелок, и потом, позже, ей всегда можно будет сказать, где в Африке находятся ее корни. Даже если она никогда не узнает имени своей настоящей матери.
— Теперь она мой ребенок, — решительно сказала Бонни Леону. — Даже если все удивятся тому, что у меня такой красивый ребенок.
Леон снова улыбнулся ей.
— Почему удивятся? — спросил он. — Ты ведь тоже красивая.
Бонни сердито сверкнула на него глазами.
— А ты лжец! — воскликнула она.
Точно такие же лживые комплименты делал ей Корриер на рынке рабов. Леон, похоже, почувствовал себя обиженным из-за ее резких слов.
— Я не лжец, — поправил он Бонни дружелюбно, но решительно. — Леон любит людей. Для меня почти все люди красивые, когда они друзья. — У него был искренний взгляд.
Бонни выскочила на улицу. Нельзя было допустить, чтобы она опять расплакалась.
Во дворе между домом и жилищем для рабов Бонни натолкнулась на Виктора. Врач принял своих пациентов и явно обрадовался, увидев ее:
— Бонни, так вот ты где! А я уже собирался разыскивать тебя. Как ты считаешь, может, мы пойдем наверх и скажем хозяйке «добрый день»? И Намелок с тобой. Это хорошо, значит, ты сможешь сразу же показать ее хозяйке.
В глубине души Виктор надеялся, что ребенок взбодрит Деирдре, по крайней мере, она ведь обожала маленькую Либби. Но, с другой стороны, это могло усилить ее депрессию, ведь если даже Бонни может иметь ребенка… Приемный ребенок… Виктор в последнее время все чаще задумывался об усыновлении. Если они с Деирдре не способны иметь детей, может быть, найдется чужой ребенок, которому они могли бы дать свое имя и свою любовь.
Деирдре сидела перед зеркалом в комнате для переодевания и бесцельно проводила щеткой по распущенным волосам. Ей следовало позвать Амали, однако с ней пришлось бы разговаривать, а Деирдре очень не хотелось ни с кем говорить. Ей гораздо больше нравилось сидеть здесь одной и предаваться своим мыслям. Мыслям о катании на лодке вдоль побережья… о конной прогулке, во время которой их застал проливной дождь… о мускулах Цезаря, бугрившихся под его мокрой рубашкой, и даже о том, какой виноватой перед Виктором она себя чувствовала. Ей надо было бы постараться быть с ним более любезной, и иногда Деирдре искала в своей душе ту глубокую любовь, которую она испытывала к мужу всего лишь несколько месяцев назад. Между тем женщина чувствовала себя опустошенной. Мир вокруг нее, казалось, очутился за какой-то темной завесой, и у нее больше не было сил что-либо ощущать.
Когда Виктор открыл дверь, Деирдре удивленно обернулась. Она не ожидала его в это время. Если уж кто-то и появлялся днем в ее комнате, то скорее Амали, чтобы убедить хозяйку взять себя в руки и чем-нибудь заняться. Но служанка обычно стучала в дверь.
Деирдре постаралась улыбнуться мужу, но эта улыбка тут же исчезла, когда она увидела Бонни.
— Ты? — спросила она. — Где… Как ты попала сюда? — Деирдре глубоко вздохнула. Неужели они вернулись вдвоем? Неужели Цезарь передумал? Деирдре посмотрела на Бонни сияющими глазами: — А где… Где Цезарь?
Бонни испуганно поклонилась.
— Его продали, — объяснила она с несчастным видом. — Мы… мы вдвоем были на рынке рабов, и месье Виктор нашел меня и купил, но…
Она испугалась, когда увидела, как в глазах Деирдре радость сменилась страхом, недоверием, а затем яростью. Взгляд молодой женщины метался между Бонни и Виктором.
— Ты… Что ты наделал? — глухим голосом спросила Деирдре у мужа, прежде чем восстановила дыхание, а затем ее бессвязная речь превратилась в крик: — Они были вдвоем на рынке, но ты купил ее, а его оставил там? Ты допустил, чтобы его… чтобы его… чтобы кто-то другой заполучил его? Я тебя ненавижу!
Глава 5
Мец Ублийе уже три часа скакал на юго-восток, и при этом задавал убийственный темп. Джеф и другие рабы вынуждены были почти все время бежать, чтобы успевать за легкой рысью его коня. Он продел веревку через оковы на руках первого мужчины в каждой группе и вел их слева и справа от своего коня, как будто держал на поводке собак или пристяжных лошадей. Рабам приходилось стараться изо всех сил, чтобы не упасть. Хотя все они были сильными и привыкли к физическим нагрузкам, но бежать друг за другом с одинаковой скоростью в цепях было непросто. Кроме того, ножные кандалы натирали суставы на ногах. Ко времени обеда, когда Ублийе ненадолго остановился и раздал рабам хлеб, сыр и воду, у всех у них на ногах были кровавые раны. И тем не менее Ублийе продолжал гнать рабов дальше.
— Они всегда оставляют людей в цепях? — спросил Джеф у явно более опытного раба Пьерро. — И во время работы тоже?
Пьерро покачал головой.
