Джуд Деверо
Мне просто любопытно
– Я не верю в чудеса, – объявила Карен, строго поджав губы и глядя на свою золовку Энн Чисто вымытое лицо Карен блестело на солнце, и она походила на фотомодель до того, как визажист приступил к нанесению косметики Правда, отсутствие краски имело свои преимущества, так как позволяло видеть безупречную кожу, идеальные черты лица и глаза – два темно-зеленых изумруда – Разве я говорила что-нибудь о чудесах? – пришла в отчаяние Энн В отличие от белокурой Карен Энн была темноволосой, на две головы ниже и соблазнительно пышной – Я только сказала, что на Рождество тебе надо обязательно пойти в клуб на танцы При чем здесь чудеса?
– Ты сказала, что я могу встретить там какого-нибудь замечательного мужчину и снова выйти замуж, – упрямо повторила Карен, стараясь не вспоминать о том, что автомобильная катастрофа отняла у нее любимого мужа – Ну хорошо, я виновата и прошу меня извинить Прищурившись, Энн смотрела на свою некогда красавицу невестку и не могла поверить, что в былые времена бешено завидовала ее наружности Теперь волосы Карен безжизненными прядями висели по плечам, и даже невооруженным глазом были видны их сеченые концы.
Бледное, без косметики лицо Карен делало ее похожей на школьницу. Вместо прежней элегантной одежды она теперь была облачена в тренировочный костюм, принадлежавший некогда ее покойному мужу Рею.
– Ты была самой ослепительной женщиной в нашем клубе, – почти со слезами сказала Энн. – Как сейчас вижу вас с братом, танцующими на Рождество: ты в красном платье, помнишь, в том самом, с разрезом чуть не до пояса? На вас стоило посмотреть, когда вы танцевали вместе! Все мужчины в зале пускали слюни, глядя на твои ноги. Все мужчины в Денвере, но, конечно, за исключением моего Чарли, он-то никогда не бросил на тебя даже взгляда.
Карен слабо улыбнулась, спрятавшись за своей чашкой.
– Если тебя внимательно слушать, то в твоих речах можно выделить всего два главных слова: «красавица» и «Рей», – вздохнула Карен. – И то и другое уже в прошлом.
– Дай мне высказаться! – Голос Энн стал умоляющим. – Можно подумать, что тебе сто лет и заботит тебя лишь одна мысль: какой гроб себе выбрать! А тебе тридцать, разве это много? Мне уже стукнуло тридцать пять, и то возраст меня не остановил.
С этими словами Энн тяжело поднялась со стула и, положив руку на поясницу, проковыляла к плите, чтобы налить себе очередную чашку травяного чая.
Беременность сделала ее столь необъятной, что она с трудом дотянулась до чайника.
– Ты правильно рассуждаешь, – сказала Карен. – Но молодая я или старая.
Рея уже не вернуть. – Она произнесла имя мужа с таким глубоким благоговением, словно это было имя божества.
Энн тяжело вздохнула, потому что они говорили об этом уже несчетное число раз.
– Рей был моим братом, и я очень его любила, но, Карен, Рей умер. Он умер два года назад. Тебе пора начинать новую жизнь.
– Ты ничего не понимаешь обо мне и Рее. Мы были… С выражением высшей степени сочувствия на лице Энн взяла руку Карен в свою и крепко сжала – Я знаю, Рей был для тебя всем на свете, но у тебя еще кое-что осталось и для другого мужчины. Я подчеркиваю для живого мужчины – Ни за что! – прервала ее Карен – На свете нет такого человека, который мог бы сравниться с Реем, да я и не позволю никакому мужчине тягаться с ним Она резко встала из-за стола и подошла к окну – Никто не может понять. Мы с Реем были не только мужем и женой, мы были еще и деловыми партнерами. Мы были равными, у нас все было общим Рей спрашивал мое мнение обо всем, начиная с бизнеса и кончая цветом своих носков. С ним я чувствовала себя нужной. Ты можешь это понять? Я встречала многих мужчин до Рея и после него, и все они требовали от женщины одного чтобы она была хорошенькой и не вмешивалась в их дела. Как только ты начинаешь излагать мужчине свои взгляды на жизнь, он зовет официанта и просит подать счет – Ладно, – согласилась Энн, – я молчу Если это твоя судьба и ты готова совершить во имя Рея акт самосожжения, пусть будет так – Энн нерешительно посмотрела на спину невестки – Расскажи мне лучше о своей работе Ее тон красноречивее любых слов говорил о том, что она думает об этой работе Карен рассмеялась – Ты, Энн, не из тех, кто скрывает свое мнение. Сначала тебе не нравится, что я люблю своего мужа, а потом ты показываешь, что не одобряешь мою работу – Думай что хочешь, но ты не заслужила того, чтобы оставаться вечной вдовой или уморить себя, печатая пустые бумажки Карен не могла сердиться на Энн, потому что Энн искренне верила в уникальность Карен, и это никак не зависело от их родственных отношений – Я вполне довольна своей работой, – сказала Карен и опять села к столу.
– У меня хорошие сослуживцы, и все идет прекрасно.
– Но наскучило, верно?
– Не слишком, но чуть-чуть, – согласилась Карен.
– Тогда почему бы тебе не уйти? – И прежде чем Карен успела ответить, Энн предостерегающе подняла руку. – Сразу приношу свои извинения. Не мое дело, если ты со своим умом хочешь похоронить себя в каком-то машбюро. – Взгляд Энн оживился. – Как бы там ни было, расскажи мне о вашем божественном, неотразимом боссе. Как поживает этот красавец?
Карен улыбнулась и пропустила мимо ушей просьбу Энн рассказать о хозяине.
– На прошлой неделе девушки отметили мой день рождения, – сказала она и приподняла брови, бросая Энн вызов, потому что та постоянно отпускала ехидные замечания о шести женщинах, которые работали в машбюро вместе с Карен.
– Вот как? И что же они тебе преподнесли? Вязаную шаль собственной работы или, может, качалку? Или живую кошку для уюта?
– Лечебные чулки против варикозного расширения вен, – сказала Карен и рассмеялась. – Нет, я пошутила. Между прочим, они купили мне в складчину очень хороший подарок.
– Какой же?
– Цепочку для очков, – пояснила Карен и отпила чай.
– Что-что?
– Цепочку для очков. – Глаза Карен весело заблестели. – Знаешь, такую штуковину, которую носят на шее, чтобы очки не упали. Очень красивую, золотую.
Высшей пробы. А там, где цепь крепится к дужкам, застежки… в виде кошачьих голов.
Энн оставалась серьезной.
– Карен, тебе надо уходить оттуда. Твоим девушкам в общей сложности наверняка лет триста. Неужели они не заметили, что ты не носишь очки?
– Триста семьдесят семь, вот сколько. – А когда Энн вопросительно взглянула на нее, Карен уточнила:
– В общей сложности получается триста семьдесят семь лет. Я как-то села и подсчитала. И еще они сказали мне, что хотя я и не ношу очки, но, раз мне стукнуло тридцать, они мне обязательно скоро понадобятся.
