— Итак! — Адель обвела торжественным взором двух подруг. — На повестке дня стоит вопрос…
— Когда наша любимая Адель найдет себе достойную пару и начнет вести себя прилично, — закончила за нее Натали, сосредоточенно наморщив нос перед зеркалом.
— Это точно! — подтвердила Шерри, прихлебывая вино и вставая с кресла. — Давайте быстрее. Смотрите, какая прелесть пропадает.
Все непроизвольно обернулись к окну. Уже давно стоял солнечный вечер, окна гостиной на первом этаже были распахнуты настежь, двери на веранду — тоже. Через них с улицы лилась умиротворяющая тишина, она весь день царила в доме, заставляя Адель беспричинно улыбаться и в блаженстве прикрывать глаза. Негромкий перезвон птичьих голосов, шелест цикад в траве — и больше ни звука. После Нью-Йорка это казалось настолько непривычным, что оглушало.
Если посмотреть в сторону заката, сквозь тонкие юные сосны, то можно было увидеть озеро и солнце, падающее за край его зеркальной глади. Там, отступая от каменистого берега далеко в воду, их ждала просторная деревянная площадка, футбольное поле на плаву — как еще утром окрестила ее Шерри, — с лавочками, шезлонгами и деревянным столиком.
На этой площадке они провели весь день, туда они стремились и сейчас, после ужина, хотя уже битый час не могли собраться. Собственно, и собираться-то было нечего, стоило лишь захватить бутылку вина, три фужера, коробку фруктов в шоколаде и три тоненькие подушечки, чтобы мягче смотреть на жизнь…
Адель отвернулась от окна.
— А вообще продолжайте. Я уже привыкла. Как только мы собираемся вместе, вы сразу начинаете меня воспитывать.
— Это все потому, что ты не воспитываешься. И позоришь нашу…
— А ты, можно подумать, не знаешь с кем связалась. Я всегда вас позорю.
— Да, она действительно позорит всегда, — твердо кивнула Натали. — Взять хотя бы вчерашний аэропорт.
— Причем позорит профессионально, — согласилась Шерри, подняв указательный палец.
Адель настороженно покосилась на них: не знают ли они всего остального, что случилось вчера в аэропорту? Нет. Кажется, они не могли видеть того, что было в баре. Она успокоилась и притворно надула губы.
— Я хотела бы… нет, я мечтаю посмотреть на ваши рожи, когда у вас украдут вещи и отвезут их в Бангладеш!
— Ну, по крайней мере мы не будем…
— Нет, я просто мечтаю на это посмотреть! Вот пусть так однажды случится. И пусть…
— Адель, не заводись, здесь все равно нет достойных зрителей, кроме нас.
— А я не завожусь. Я не завожусь! Я вовсе не завожусь! Только вы будете щеголять тут в своих лучших нарядах, а у меня из всего, что я собирала сюда, остались только дорожная майка и джинсы! А этот ужасный купальник…
— Ты купила сегодня от отчаяния! — хором закончили подруги, потому что эту фразу виновница происшествия повторила уже десяток раз.
— Да! А эти шорты…
— О боже, дай мне терпения! — Натали в отчаянии закатила глаза.
— А финской авиакомпании дай мудрости вернуть ей все побыстрей, — добавила Шерри.
— Иначе нам конец.
— И моей работе тоже.
— Ну все, все. Я уже успокоилась. Уже успокоилась… Идиоты!
— Адель, они не идио-оты. Такое быва-ает. — Шерри говорила так, словно имеет дело с капризным ребенком. — Ты лучше думай о том, как хорошо мы проводим время. За счет университета…
— Вот именно. Вы обе будете работать все две недели. Чем ты гордишься? Что это за отпуск?
— Подожди, подожди, — начала Шерри. — Во-первых, наш отпуск, как таковой, случился именно благодаря моей работе.
— Это я знаю.
— Нет, ты не знаешь. Когда бы еще финны согласились пустить на приличную виллу трех бездельниц из далекого Нью-Йорка да еще и помогать им, рассказывая легенды о местных русалках?
— А ваш университет согласился все оплатить! — добавила Натали, которая больше всех зарабатывала. — А для нас это немаловажно.
— Да. Это немаловажно, — парировала Адель, — хотя ты на бензин в месяц тратишь в четыре раза больше.
— Да какая разница! Главное — мы здесь! И у нас целые две недели. А если мы захотим продлить аренду, то и еще две недели! Пригласим сюда наших мужчин…
— У Адели — нет, — напомнила Шерри.
— Ах да. А мы ей найдем финна. Главное, что у нас две недели…
— А если захотим, то и останемся до конца жизни! — скривив губы, в том же тоне продолжила Адель и отвернулась.
— Не надо дуться. — Натали аппетитно разжевала и проглотила чернослив в шоколаде. — То, что Шерри приехала сюда писать свою работу, это прекрасно — нам не пришлось думать, куда ехать в отпуск. И оплачивать его!
— Так у вас у обеих замечательная личная жизнь. Зачем вам думать, куда ехать в отпуск? Пусть ваши мужчины думают.
— Ты сама знаешь, что такое мужчины.
— Я-то знаю, что это такое. Но где они? Почему не поехали с вами?
— Ты сама знаешь, у Стиви работа…
— А у Шелдона — семья! — буркнула Натали, опуская глаза. — Только не говори мне, что встречаться с женатым аморально! — Она засунула в рот еще три конфеты сразу.
— Скорее безрассудно. Давайте сменим тему.
— Да. Давайте. Посмотрите, как прекрасно финское лето!
— А главное, что особенно приятно, — оно очень теплое!
— Адель, не остри, у тебя плохо получается.
— Это потому что меня лишили одежды. Вы бы попробовали не острить, когда к вечеру колени мерзнут!
Шерри направилась к выходу.
— На улице плюс двадцать пять. Я пошла купаться.
— У меня-то по крайней мере будет настоящий отпуск, — не унималась Адель. — Хоть и без одежды. А у вас с Шерри — неизвестно что.
— Ой, да ладно! — возмутилась Натали. — Ну подумаешь, нарисую пару эскизов для мистера Стентона! И что дальше?
— И пару раз лично слетаешь домой, чтобы показать их ему.
— Нет. Я отправлю фотографии по электронной почте.
— Могу себе представить.
— Зато, когда я буду стоять возле мольберта на берегу, местные финские парни будут смотреть на меня и думать, что я — художница и рисую для себя.
— А когда они вместо финских пейзажей увидят ремонтные гаражи автосалона мистера Стентона…
— Нет, Адель. Они придут посмотреть на мои мольберты, а увидят тебя. И ты наконец…
— Мне не нравятся финны. Они все тугодумы. — Адель сняла заколку, и длинные черные волосы рассыпались по ее спине. Ей всегда говорили, что в ее внешности есть что-то мексиканское. Или испанское. — Я люблю горячих мужчин. Понимаешь?
— Угу. — Натали с нескрываемой завистью смотрела на волосы подруги.
