Глава первая
— Я здесь для того, чтобы задать вам несколько вопросов, — на небольшой стол легла пухлая папка с документами и, не сводя с меня заинтересованного взгляда, на деревянный стул присел следователь следственного комитета. Вместив такого гостя, моя и без того небольшая кухня, кажется, стала ещё меньше.
— Валяйте, — я пожала плечами и прислонилась спиной к кухонной тумбе.
— Вам знаком Килин Кирилл Валерьевич? — обычный вопрос поднял в моей душе целую бурю, но я его ожидала.
— Да, — я ограничилась кивком и отошла к окну, плотнее кутаясь в шерстяную кофту с высоким воротом. На улице валил снег. Крупные хлопья кружились, словно в танце, под композицию, слышную только им. Двое мальчишек не совсем удачно пытались слепить снеговика из рыхлого снега. Смеялись, когда снеговик вновь и вновь рассыпался, и щурились от яркого солнца. Морозный день. Но мороз не только на улице. — Это мой бывший муж.
С Кириллом мы познакомились, когда мне было двадцать пять лет, а ему — двадцать семь.
Я — начинающий дизайнер, а он — молодой преуспевающий адвокат, трудившийся в копании не менее преуспевающего адвоката в лице своего отца. Килин-старший лелеял мечту создать собственную династию адвокатов. Сын всецело его поддерживал.
О его красоте ходили легенды, если не легенды, то слухов очень много — обаятельный, привлекательный мужчина способный заполучить любую девушку. Очень харизматичный — мог найти общий язык с любым, даже самым несговорчивым человеком. Буквально все его боготворили и предсказывали невероятно успешное будущее. Но он не терпел лжи. Не терпел, когда его обманывали, и это при том, что сам многократно и без зазрений совести пользовался лживыми уловками, чтобы выиграть очередное дело или заполучить чьё-то расположение.
Меня наняли декорировать его новоприобретённую квартиру. После короткого разговора — в течение которого он больше смотрел на меня, чем слушал мои предложения по оформлению его жилища — о том, что он бы предпочел в ней видеть, Кирилл пригласил меня на свидание. Он шутил, был обходителен. Мечта любой девушки. А что я? Я была не менее привлекательна, чем он. Ещё в детском доме одна из воспитательниц мне сказала, что с такой невероятной красотой я или пойду по наклонной, или взойду на вершину мира. Второй вариант мне нравился куда больше, потому я и стремилась делать всё правильно. Не велась на соблазны, прилежно училась, одним словом — воспитывала в себе королеву. А королевы не курят сигареты по углам, прячась от воспитательниц, не пьют пиво на лавках и не спят с первым, кто прошептал на ушко, что навсегда будет рядом.
Вполне ожидаемо, что мы понравились друг другу. Последовало следующее свидание, потом ещё и ещё. Роман набирал серьёзные обороты, и через четыре месяца мы стали вместе жить. Ещё через полгода поженились. В этом событии, конечно, больше заслуга Килина-старшего. А сам Кирилл в нашем союзе видел перспективы для карьерного роста и, чего скрывать, ему нравилось всем знакомым и друзьям меня показывать. Я же в нём видела обеспеченное и надёжное будущее для своего ребёнка. Ребёнка, о котором мечтала ещё в детском возрасте. В браке мы прожили пять лет. Ребёнка так и не завели.
— Четыре дня назад его нашли мертвым в собственной квартире, — сказал следователь, наблюдая за моей реакцией. Спустя пару мгновений, спросил: — Вы знали, что он мёртв?
— Да, — пальцы дрожали. И в целом меня лихорадило. Невыносимо хотелось выпить. Я подошла к шкафчику и достала бутылку водки. — Вы не против, если я выпью? — следак неоднозначно кивнул головой, что я приняла за согласие. — Составите компанию? — и, не дожидаясь отрицательного ответа, достала один стакан и плеснула в него прозрачную резко пахнущую жидкость.
— Спасибо, но я на службе, — он повёл шеей, вроде как, не веря, что я буду пить водку.
Я кивнула и, подхватив бутылку со стаканом, присела на второй деревянный стул напротив следователя. Махнула стаканом в его сторону, мол, за ваше здоровье, гражданин следователь, и одним глотком уничтожила безвкусную жидкость. Я уже давно не чувствую вкус алкоголя. Как, в принципе, вообще ничего не чувствую. Сергей Дмитриевич (так мне представился следователь) чуть удивлённо поднял брови, но промолчал. Я плеснула ещё и прежде, чем выпить выжидательно посмотрела на Сергея.
— Как он умер? — поинтересовалась я, сжав в пальцах стакан.
— Многократные ножевые ранения, — и снова смотрит на мою реакцию, не упуская ни единого изменения в моем лице.
Я живо представила, как вонзаю нож в плоский живот Кирилла. Как он стонет от боли. Как недоумённо, не веря в происходящее, смотрит мне в глаза жалким взглядом. Как я прокручиваю этот нож. Медленно и безжалостно, чтобы он прочувствовал невероятную боль каждым нервом, каждой частичкой своего тела. Каждым волосом нагеленной прически. Чтобы он чётко осознал, как было больно мне. Я тряхнула головой и посмотрела в стакан.
— Вот и славно, — кивнула я и выпила водку, снова одним глотком, заставив своего собеседника поморщиться.
— А вы не слишком огорчены, — щёлкая ручкой, следователь прищурился и внимательно посмотрел мне в глаза.
— Расстались мы далеко не лучшими друзьями, — кивнула я без особых эмоций.
Не сводя с меня глаз, Сергей расстегнул молнию своей папки и, всё-таки, опустил взгляд к бумагам. Примерно с минуту перебирал их, выудил один лист, прочёл и спросил:
— Два года назад вы подавали на него в суд. Но дело проиграли. В чём состоял иск?
Я судорожно вздохнула и прерывисто выдохнула. Период жизни, который нестерпимо хотелось забыть, но который никак не покидал мысли уже много времени.
— А у вас там не написано? — усмехнулась я, прищурившись, как недавно это сделал следователь, и попутно плеснула в свой стакан ещё водки.
— Мне бы хотелось услышать об этом от вас, — тихо, но доходчиво. Намекая, что не хотел бы бередить зажившие раны, но работа обязывает.
Всё ещё больно. Очень больно. Очень.
— Ладно, — я посмотрела в карие глаза следователя и сказала только одну фразу: — Кирилл убил моего ребёнка.
Лет с двенадцати меня привлекала сама мысль о беременности. Не процесс к ней приводящий, а сама беременность. Осознание, что в тебе растет маленькая жизнь — восторгала. Я с придыханием провожала взглядом беременных женщин, мечтая однажды носить под сердцем своего ребёнка. Тогда я не думала о последствиях непременно следующих после девяти месяцев. Мне просто нравилось думать, что я подарю кому-то жизнь, а, может, и не одну. Она будет расти во мне, приятно округляя живот. Маленькие ножки и ручки будут отзываться на моё нежное касание, а маленькое сердечко будет стучать в унисон с моим. С девочками смеялись, что, когда вырасту, каждый год буду ходить беременной. Я улыбалась и с удовольствием фантазировала на эту тему. Взрослея и наблюдая, как рожают подруги, переосмыслила первоначальные мечты. Теперь я мечтала о бескорыстной любви, той, что может подарить только ребёнок своей матери. Маленькие ручки крепко обнимают её шею — крохотное создание ищет защиту на её груди. Пухлые губки целуют невпопад просто потому, что ребёнок так чувствует. Нестерпимо хотелось испытать такое же чудо. Смотреть и узнавать в малыше свои черты. Но человеком я была здравомыслящим и потому не хотела рожать от первого встречного или просто для себя.
— Ребёнка? — следователь недоверчиво поднял брови, но тут же нахмурился. — Это не административное дело, а уголовное.
— Верно. Ребёнок не родившийся, — говорить было нелегко, но кто-то умный говорил, что, когда говоришь, то становится легче. Со всей ответственностью заявляю, что это ложь.
— Выкидыш? — Сергей Дмитриевич что-то пометил в блокноте и как-то маетно выдохнул, а я кивнула.
— Снова угадали, — указательным пальцем я отодвинула от себя стакан и добавила: — И в нём виновен Кирилл.
— Вы считали, что он каким-то образом подстроил выкидыш? — он дважды щелкнул ручкой и, видно было, что совсем мне не верит.
