Она вбежала в метро, на ходу кутаясь в коротенькое кашемировое пальто. После тёплого сиденья авто прохладный осенний ветер казался неприятным. Встреча затянулась, машину свою она не брала, а заставлять Диму везти её на другой конец Москвы было нечестно. Поэтому сегодня снова метро. Идеальное время, чтобы побыть наедине со своими мыслями… В сумочке глухо завибрировал мобильный:
– Катюш, ты папку забыла у меня в машине. Я утром привезу, хорошо? – в трубке раздался приятный мужской голос. Эта его манера растягивать слова и едва заметная хрипотца сводила с ума всю женскую половину коллектива. Но не её. Кате было не до романов. Она вообще с этим завязала. Дима был чудесным парнем, и при других обстоятельствах она бы непременно сама позвала его куда-нибудь на чашку кофе. Но времени на это сейчас не было совершенно. Шеф только что повысил её, не забыв прибавить и зарплату, и множество новых обязанностей. И она была даже рада. Минувшие пару лет были сложными, хотелось забыться. И работа для этого подходила как нельзя лучше.
– Дим, спасибо, я, как всегда, – сконфуженно рассмеялась девушка. – Буду должна.
– Да без проблем. Позвонил, чтобы ты не волновалась и не искала. Ну, до скорого? – мягко ответили в трубке.
– До скорого, Дим, – рассеянно сказала Катя и положила трубку. Взгляд её привычно скользнул по длинной очереди перед кассой. Здесь всегда так, кольцо всё-таки. Она встала в самый конец очереди, развязала шарф и, поправляя ремень сумки на плече, задумалась.
Прошло всего два года, а как круто поменялась её жизнь!.. Дорогая сумка, удобная и стильная обувь, хорошее пальто, о котором она могла только мечтать. А что раньше ей мешало жить так, как она хотела? Она и сама не знала ответа на этот вопрос. Ей опять подумалось, что это Матвей тянул её вниз, на дно. Была у него странная привычка видеть мир в тёмных тонах, жадничать по пустякам и попрекать её любовью к красивым вещам. Но какой в этом грех – любить жизнь, любить себя, радоваться, наконец?..
Катя машинально подала кассиру «Тройку»:
– Здравствуйте! Пятьсот рублей, оплата картой. Спасибо!
Ей вдруг вспомнилось, как однажды после ссоры Матвей решил извиниться перед ней и привёл в магазин. И ладно бы в цветочный или ювелирный. Нет, он привёл её в супермаркет и предложил оплатить покупки, но на сумму не более пятисот рублей. И она, дурёха, простила всё. Ей эти пятьсот рублей почему-то показались подтверждением любви и преданности. Это теперь она понимала, что раньше он и таких денег не тратил на неё, отсюда и ощущение праздника от такой скромной суммы и в таком неподходящем ко случаю месте.
Катя торопливо проскользнула через турникет, стараясь отогнать от себя воспоминания. Как же странно всё-таки устроена наша память! Влюблённые всегда ищут в ней только прекрасные моменты. А разочаровавшиеся добывают исключительно неприятные кадры…
Ей снова вспомнилось утро, когда они расставались. Она всё ещё надеялась, что это временные трудности и они будут вместе. Уходя, она не стала забирать ни старенькое одеяло, которое так любила и берегла как напоминание о детстве, ни подаренного сестрой чайника. Были ещё десятки мелочей, которые она оставила у него, надеюсь, что через неделю-другую они снова сядут вместе на затёртый до дыр диванчик в их съёмной квартире, будут обниматься и болтать о пустяках. Откуда же ей было знать, что жизнь увлечёт её как новенький поезд метрополитена, не оставив шанса прошлому.
Когда у платформы плавно открылись двери ярко освещённого вагона, Катя сделала шаг назад, пропуская выходивших пассажиров. В окне напротив она поймала своё отражение и улыбнулась сама себе. Короткая озорная стрижка шла ей куда больше, чем то, что она так гордо именовала причёской последние десять лет. Матвей даже подтрунивал над ней за вечно торчащие в разные стороны вьющиеся пряди. Она всё мечтала сменить образ, но не решалась – цены салонов красоты в Москве повергали её в уныние. Хотя какие там салоны?.. О них тогда она и не думала. Даже дешёвенькие парикмахерские казались ей непомерно дорогими. И Матвей поддерживал в ней эти мысли, говоря, что этот город не для людей, а для буржуев. Он даже в метро предпочитал не платить, а попросту перепрыгивал через турникеты. Тогда, пару лет назад, это ещё было возможно, ведь турникеты были другими. «Посмотрела бы я на эти пируэты сегодня, когда дверцы турникетов стали высокими и стеклянными», – посмеялась она про себя.
Да, город действительно показал ей свои самые неприятные стороны. В ту зиму, когда она решила уйти от Матвея, Катя мёрзла как никогда. Стояли крепкие морозы, а денег было в обрез. Она куталась в пуховичок, местами свалявшийся от множества стирок, а вместо зимних ботинок донашивала единственные демисезонные. Не спасали ни тёплые носки, ни быстрая ходьба по перрону. Катя даже пробовала курить, надеясь, что это хоть как-то поможет сохранить тепло. Но привычка эта так в ней и не прижилась, а вот отвращение к сигаретам из-за прочно укоренившейся ассоциации осталось. В те вечера, когда она случайно пропускала свою электричку, она плакала от холода и отчаяния. И до сих пор не могла понять, почему в ту зиму она не слегла ни с воспалением лёгких, ни с чем-то похуже. Как дух держался в теле – она и сама не знала.
То ли дело теперь… Нет нужды вставать в 5 утра и ехать откуда-то из области, мёрзнуть на перронах и плакать от бессилия. Возле дома припаркован «Опель», но пользуется она им редко. Пробки выматывают всю душу, ну их. На метро быстрее и привычнее. Можно читать или вздремнуть, если вдруг удалось присесть…
Катя вошла в вагон и устроилась в уголке, попутно доставая наушники.
А вот музыка с ней осталась та же. Это, пожалуй, то немного, что объединяло ту её прежнюю с ней сегодняшней.
…Моё море, пожалуйста, не выкини меня на берег
Во время очередной бури твоих истерик…
Она опять вспомнила ту ссору, которая стала для них последней. Ей не хотелось идти домой. И это в свой-то день рождения!.. Он то ли и правда забыл об этой дате, то ли делал вид, желая её за что-то наказать. Рабочий день подошёл к концу, а Матвей так и не позвонил ей. Да даже короткого «поздравляю!» не написал. Она чувствовала, что будет ссора, и отчаянно тянула время. Кто-то из коллег предложил сходить в бар, и она согласилась. Потом, кажется, был ещё один бар, а потом вся эта разномастная толпа провожала её до последней электрички, пугая немногочисленных прохожих. Она смеялась, утирая слёзы, вжималась в сиденье,
