Nata P. Tory
Вахту сдал. Моё задание выполнено. Семья градоначальника мертва. Имущество разграблено и роздано жителям. Всё хорошо. А её нет. Уже нет.
Я, один из заговорщиков против этих зажравшихся аристократов, поступил на службу к градоначальнику. И это неудивительно, ведь большая половина прислуги в его доме тоже состояла в заговоре и потихоньку травила всех его домочадцев. Не исключением был и я. Но ведь это мой долг – ради этого я и пришёл сюда.
Слуг у градоначальника и так было немало, так что меня сделали то ли пажом, то ли лакеем его младшей дочери, Гретты.
При словах «младшая дочь» мне представляется нежная тонкая девушка, весьма романтичная, небольшого ума и до ужаса избалованная. Но каково же было моё разочарование, когда я её увидел. Оно не была красива – напротив: она была очень дурна. Толстая, бледная, с жиденькими тёмными волосиками, большими ртом и лбом, маленькими заурядными глазками.
Со своей госпожой я почти не разговаривал. Да и она была не особо многословна. Гретта была девушкой невероятно болезненной: её часто тошнило, мучали головные боли и головокружение, по всему телу у неё были маленькие шелушивые ранки – последствия детской болезни. Сама она ничего не делала. Вообще. Её любимым и единственным занятием было сидеть на веранде или в библиотеке и смотреть на улицу. Смотреть и молчать. Мне было нестерпимо находиться подле неё. Холодной, безжизненной и абсолютно безобразной. Но оставалось недолго.
Вскоре начались смерти. Домочадцы выпили достаточно яда. Учитывая ужасную болезненность Гретты, я думал, что она покинет этот мир первой. Но всё было совсем не так. Первой умерла её мать. Потом брат. Затем старшая сестра. И, наконец, градоначальник. Я был с Греттой на всех похоронах. Я знал, что Гретта совсем не эмоциональна: её лицо либо безразлично, либо с грустной улыбкой. Вот и сейчас она абсолютно безразлично смотрела на то, как гробы засыпали мокрой землёй. Она не стенала, не плакала… Просто приняла это как факт.
По мере того, как умирали жители особняка, из дома уходили слуги. Большая часть из них была в заговоре, а остальные уходили, потому что градоначальник не платил им. Когда же хозяин умер, взоры слуг перенеслись на Гретту. Они обратились к ней с просьбой уплатить долги отца. Она стояла перед ними, безразлично глядя поверх их голов. Стояла и слушала. Когда бывшие слуги закончили и ждали ответа, Гретта просто молча ушла. Этого даже я не мог сдержать. Я пошёл в её комнату. Она сидела перед зеркалом с мокрыми волосами.
– Ты единственный, кто остался? – спросила она.
Я хмуро кивнул.
– Отрежь мне волосы. До плеч, – спокойно сказала она.
Я не знал, зачем ей это нужно. Так было не принято. Но ослушаться я не мог. Я взял ножницы и стал обрезать её и без того плохие жиденькие волосы.
– Почему не заплатишь им? – всё-таки спросил я.
– Какой смысл? – с лёгкой грустной улыбкой сказала она. – Они всё равно всё заберут.
От неожиданности я отрезал одну прядь на затылке слишком коротко. В тот момент я впервые осознал, что она человек. С разумом и чувствами. Она знала. Знала, что её родные умерли не случайно. Знала, что находится одна в волчьем логове.
– Я уезжаю в наш лесной коттедж, – как бы невзначай сказала Гретта.
Я знал, чего она хотела. Она умирала. И хотела умереть спокойно, в своём тихом коттедже, пока неприятели грабят её особняк. Но я не могу сейчас уйти. Я должен быть уверен, что она умрёт.
– Полагаю, как Ваш преданный слуга, я должен сопровождать Вас, – сказал я.
Она не ответила. Даже не взглянула на меня.
В тот же день мы переехали в коттедж. Он был небольшой, одноэтажный, довольно уютный. Но жизнь там была невыносима. Гретта ничего не делала. Здесь она, как и в особняке, в основном сидела в комнате или на крыльце и смотрела на улицу. Уборка, готовка, топка – всё это было на мне, ведь в этом коттедже мы жили одни.
В один день я собрался порыбачить на озере недалеко от коттеджа. Хоть отвлекусь немного.
– Ты на рыбалку? – спросила меня Гретта.
– Да, госпожа, – кротко ответил я.
Девушка грустно улыбнулась.
– Какая я тебе госпожа… – протянула она. – Можно с тобой?
Я не понимал, зачем ей это надо. Хотя, какая мне разница?
– Только рыбу мне не распугайте.
Но Гретта, как всегда, молчала. И почему она со мной пошла? Как там сидела, ничего не делала, так и здесь.
– Почему ты остался? – тихо спросила она.
Довольно долго я ничего не говорил, а просто смотрел на водную гладь и поплавок на поверхности озера. Может, я не хотел отвечать на этот вопрос? Да, и к чему он?
– Зачем задавать вопрос, на который Вы и так знаете ответ? – спросил я у неё на это.
Девушка слегка поёжилась.
– Я не могу утверждать, если не знаю точно, – ответила она.
– Я пришёл, чтобы убить Вас.
Ответа не было. Снова воцарилась тишина.
– Так, почему же не убьёшь? – наконец спросила она.
Признаюсь: ответ на этот вопрос я и сам не знал.
– Вы и так скоро умрёте, – ответил я.
Но, как бы ни цинично это не звучало, это была правда. Она умирала, медленно но верно. И с каждым днём ей становилось хуже. Она слабела и чахла на глазах. Вскоре я понял, что она ничего не делает не потому, что не хочет. Она просто не может.
А тем временем неумолимо наступала осень. Холодало. Гретта почти всё время сидела на крыльце, пока позволяла погода.
– У тебя есть семья? – как-то раз спросила меня девушка.
– Да, – скучающим тоном ответил я.
– Большая? – продолжала Гретта, безучастно глядя вдаль.
Я усмехнулся:
– Немаленькая. У меня есть мать, отец. Две сестры: одна старше меня, другая – младше. И четыре братика.
Девушка снова ничего не сказала. Всё так же смотрела вдаль, будто высматривала долгожданного гостя.
Через несколько дней стало слишком холодно для постоянного пребывания на улице. Гретта не выходила из дома. Но, что ещё удивительней, я стал постоянно ловить на себе её взгляд. При чём, она совершенно этого не скрывала: если я поворачивался к ней, когда она в очередной раз на меня пялилась, она не прятала глаз. Но также она не могла долго выдерживать мой взгляд и отворачивалась.
Однажды после ужина, когда мы сидели у разожжённого камина, она впервые назвала меня по имени.
– Герман, – слетело с её уст. – У тебя есть любимая?
Слышать от неё такой вопрос было воистину смешно. Но почему-то, глядя в эти глаза, сияющие цветом расплавленного серебра, мне не хотелось смеяться. Мне хватило сил только усмехнуться:
– Неужто Вы в меня влюбились?
Она посмотрела на меня с тенью грустной улыбки на лице.
– Наверное, – тихо сказала Гретта.
Меня её ответ довольно сильно задел:
– Если Вы не уверены, значит: это ненастоящее
