Даяна Тейт
Неуловимый Рыцарь
Что за паршивый денек, думала Джина Беркли, стараясь разглядеть дорогу сквозь забрызганное грязью ветровое стекло старенького «форда». Мирный пригородный район городка был погружен в темноту. В этот поздний час она почему-то чувствовала себя особенно неспокойно. Привычная обстановка, окутанная покровом мрака, казалось, таила в себе опасность.
Она устала и была сильно расстроена. Утренний панический звонок Конвея, ее помощника по магазину «Джина», вынудил ее отложить отпуск. И в результате вместо того, чтобы наслаждаться свежим океанским ветром, ей пришлось провести весь день и большую часть вечера, занимаясь восстановлением инвентарной описи.
Наверное, это судьба, размышляла она. Последние недели город изнывал от небывалой в это время жары, и она решила избрать для своего первого отпуска влажный тропический остров. И вот все так быстро изменилось. Рей как будто предчувствовал такое и рекомендовал ей другой маршрут.
При воспоминании о своем старшем брате на губах у нее появилась легкая улыбка. Высокий, светловолосый, привлекательный, Рей был надежной опорой во время ее безрадостного детства. Строптивый, независимый, с неприязнью относившийся к вещам, перед которыми благоговел отец, Рей презирал религиозные наклонности родителей. Да и я была не лучше, подумала Джина, отбрасывая со лба светлый локон, выбившийся из пучка. Поворачивая за угол, она вдруг поняла, почему было так темно. Все фонари на улице были выключены. Яркий свет лился только из дома Беккеров, находившегося как раз напротив ее особнячка. До Джины дошло, что кондиционер в доме все же работает.
Въехав на узкую дорожку, она поставила машину в тени гаража. Слава богу, она снова дома. Холодный душ и несколько часов сна — вот и все, что ей сейчас нужно, завтра она со спокойной совестью отправится в отпуск. Сумки были уже уложены и находились в багажнике.
В принципе Джина была удовлетворена жизнью. В руках хорошее дело, которое в ближайшем будущем позволит ей открыть еще один магазин. Душевное удовлетворение она находила в чтении книг и в финансовом отношении была человеком независимым.
Предательский внутренний голос иногда нашептывал ей, что большинство ее знакомых считают ее жизнь слишком серой и скучной. Но Джина с подобным мнением не соглашалась. Чем же она отличается от других женщин? Да ничем. Пусть у нее, двадцативосьмилетней женщины, и не было захватывающих дух романтических приключений, мучительных любовных переживаний. Ну и что с того? Она была преуспевающим, довольным своим положением человеком, хотя ее брат постоянно язвил, что существование без волнующих кровь приключений — это не жизнь. Но она была довольна тем, что имела. С ней были ее книги, которые давали волю воображению, пищу мечтам.
Не включая фар, она прошла через гараж. Вставила ключ в замочную скважину. Открыв дверь, оказалась на кухне. Привычно подошла к столику, на который всегда ставила портфель и клала бумажник.
Но сделать это ей не удалось. Она чуть не потеряла сознание от испуга, когда сзади ее обхватили сильные руки. Одна сжала ей грудь и обе руки, а другая зажала рот. С сильно бьющимся сердцем она попыталась освободиться, но человек, державший ее, казалось, состоял не из плоти, а из гранитного монолита.
Страх парализовал ее с ног до головы, перехватил дыхание. В сознании вспыхнули все страшные истории, которые она когда-либо читала или слышала о незваных «гостях». Спустя какое-то время она предприняла попытку освободиться, но, сделав два-три движения, поняла, что любые ее усилия не принесут успеха. И все же она не переставала отчаянно сопротивляться. Она старалась вонзить свои коротко остриженные ногти в поросшую волосами руку насильника. Его рука, как стальной обруч, сдавливала ее грудь с такой силой, что ей стало трудно дышать. Перед глазами у нее поплыли светящиеся точки. Приходилось отчаянно бороться за глоток воздуха.
— Перестань рыпаться или будет еще больнее!
Джина замерла. Голос напугал ее еще больше, чем его железная хватка. Это был низкий, холодный, приказывающий голос, лишенный каких бы то ни было оттенков.
— Вот так-то лучше.
Внезапно он потянул ее за собой — сначала через кухню, потом через маленький холл и далее в спальню. Смысл ужасного слова «изнасилование» не сразу дошел до ее сознания. Потом значение этого слова ошеломило ее.
Ноги у нее стали как ватные. Она каблуком ударила мужчину по голени, и он грубо выругался. Прижавшись к ней всем телом, он лишил ее возможности действовать, пресекая ее удары. Сухая, жесткая ладонь зажимала ей рот и нос. Теперь Джина старалась сохранить ясным сознание, боясь, что мрак, висевший перед глазами, до конца поглотит ее.
Подхватив ее как перышко, он сжимал ее грудную клетку. Он прошел с ней через дверь спальни. Сделав несколько шагов по ковровой дорожке, прислонил ее к стенке как раз напротив единственного в комнате окна.
Незнакомец повернул ее голову к себе так, словно она была не человек, а тряпичная кукла. Его широкая, как лопата, ладонь легла ей на горло. Она оказалась как бы в тесной клетке, зажатая между стеной и его каменным телом.
Сердце как молоток колотилось в груди, во рту появился отвратительный металлический привкус. Джина старалась каким-то образом дышать и держаться прямо. Шепча про себя молитву, она пыталась напрячь память и вспомнить те приемы, которые ей показывали на курсах самозащиты при изнасиловании.
Давление на горло чуть ослабло. Глубоко втянув в себя воздух, она почувствовала нечто вроде благодарности за возможность нормально дышать.
Далее ничего особенного не произошло, и страх сменился любопытством. Джина осмелилась поднять глаза. Свет из соседнего дома, проникавший в спальню через полуоткрытые шторы, окрашивал комнату серебряной дымкой. При этом слабом освещении она смогла разглядеть лишь черную густую бороду, которая закрывала добрую половину лица и шею незнакомца. Темные волосы обрамляли бронзовый лоб и спускались на рубашку без воротника, обтягивающую хорошо развитую грудную клетку.
Джина сглотнула, давление на шею сразу же усилилось. Боясь, что может потерять сознание, она легонько хныкнула, и это ее спасло. Звук, который она издала, привлек к ней внимание человека, неотрывно наблюдавшего за окном. Холодные, сверкающие глаза дьявола, черные, как смертный грех, впились в нее.
— Если я уберу руку, обещаешь не орать?
Она согласно кивнула. Девушка была готова обещать что угодно, лишь бы получить возможность свободно дышать.
Он ей не поверил. Уголок упрямого рта тронула циничная усмешка.
