Натали де Рамон - Наследница

На фоне сумеречного неба, в сыпавшей из туч серебристой мгле мокрой пыли они показались мне привидениями.

– Але, господа! – зычно крикнул кто-то из них, и лошади заметно прибавили скорости.

Мсье Сале испуганно отпустил домкрат и выпрямился.

– На всякий случай: это частная собственность! – добавил всадник на черном коне, приложив руку рупором ко рту.

И оба были уже так близко, что я видела все гневные лица. В смысле гневные лица, конечно, всадников и оскаленные фыркающие морды – коней. Причем за черным и конем в яблоках несся еще рыжий, но без седока.

Конь в яблоках подлетел первым. Красиво замер на задних ногах, а его всадник в этот момент изогнулся в седле – не менее элегантно и красиво – и заглянул в окно «пежо». Повел бровью, увидев меня, и с легкой улыбкой приложил два пальца к полям шляпы. Это не ковбойская шляпа, зачем-то подумала я, а скорее как у Зорро. И еще я подумала, что он давно вышел из студенческого возраста, чтобы носить хвост, и что у него волнистые темные волосы, и что они, наверное, просто слишком непослушные для нормальной мужской стрижки. Но эти мысли уж точно были совершенно лишними.

А тем временем седок огромного черного коня – тоже огромный, усатый и в жокейской кепочке, совершенно неуместной при его габаритах, – замахнулся хлыстом на Сале.

– У вас плохо со зрением?

– У м-м-еня? – шарахаясь в сторону, пробормотал Сале, вжимая голову и глядя на огромного снизу вверх.

– У вас, у вас, любезный! Кажется, там, – огромный показал хлыстом в даль, – написано, что это частные владения! И достаточно крупными буквами! – И, шумно выдохнув, посмотрел на своего спутника. – Не так ли, патрон?

Тот хмыкнул, опять повел бровью, погладил гриву коня.

– Я давно говорил и тебе, Андре, и Глиссе. Да что там Глиссе, самому Вариаблю я тысячу раз втолковывал, что надо написать гораздо крупнее, – меланхолично произнес он, продолжая гладить гриву. – А еще лучше пригласить пару каменщиков из Китая и возвести стену.

– Вы правы, патрон, – старательно закивал огромный. – Я сам этим займусь. – И опять замахнулся хлыстом на Сале. – Чтобы всякий сброд и чернь не смели…

– Что вы себе позволяете, мсье?! Сейчас не пятнадцатый век! – Я даже не поняла, как выскочила из машины и загородила собой Сале. Никогда в жизни я не испытывала такой злости. – Да, мы нарушили границу вашей территории! Мы готовы ответить в суде! Но оскорблять нас вы не… – И тут я осеклась.

Огромный валялся на земле. Со словами: «Ты мне еще за это ответишь!» – патрон вышиб его пинком из седла, а сам уже спрыгнул с коня и в низком поклоне согнулся передо мной.

– Примите мои глубочайшие извинения, о благородная дама! Этот слепец просто не разглядел вас в экипаже! Он увидел только этого…

– Но меня-то вы, кажется, разглядели, сударь? – Я и сама не ожидала, что у меня есть столько желчи, сколько я вложила в последнее слово.

– О, мадам, будьте милосердны! – хором взмолились оба бывших всадника, прижимая руки к груди и, похоже, всерьез намереваясь опуститься передо мной на колени.

Я обвела их взглядом и строго сказала:

– Прекратите ломать комедию, господа. Запишите наши имена и обращайтесь в суд. Мы не станем отпираться, что заехали на вашу собственность. Не так ли, мсье Сале?

– Безусловно, – буркнул тот, а всадники переглянулись и пристально посмотрели на него.

– Мсье Сале? – строго спросил «патрон».

Тот что-то промекал.

Огромный вгляделся в Сале еще внимательнее, даже повертел головой и принюхался, как ищейка. И вдруг громко хлопнул в ладоши. Кони даже зафыркали от неожиданности.

– Бог мой, патрон! Это же сам мэтр Сале! О, мэтр Сале, простите! Обознался, не разглядел в темноте!

– Ну что вы, что вы, мсье Номали… Вы же сами разрешили мне проехать по здешней дороге, когда…

– Когда вы повезете к нам нашу госпожу! Нашу прекрасную даму! Нашу повелительницу! – восторженно заговорили они наперебой, простирая ко мне руки. – Неужели правда? Неужели свершилось! Неужели мы, простые смертные, достойны лицезреть саму кавалерственную даму де Ласмар?!

– Да, господа, – важно кивнул Сале.

И эта парочка комедиантов, мгновенно сдернув головные уборы, действительно упала на колени передо мной. На мокрый асфальт. Под моросящим мокрым не то снегом, не то дождем. На фоне лилово-рыжего заката между мрачными тучами и абсолютно ровным серо-искрящимся бескрайним полем. Я чувствовала ледяную влагу на своем лице, холод все более властно пробирался под одежду.

Я мотнула головой и обратилась к Сале:

– Что все это значит? Я пересекла из конца в конец всю страну ради этой пантомимы?

– Нет, конечно, мадемуазель Брэбьи.

– Мэтр! – Огромный вскочил на ноги. – Вы забываетесь! Это кавалерственная дама де Ласмар!

– Может, хватит? – сказала я огромному.

– Да, действительно, достаточно, Андре, – произнес его патрон и тоже поднялся с колен. – Ты же видишь, наша гостья не в восторге.

Я хмыкнула.

– А отчего, собственно, я должна быть в восторге? От вашего розыгрыша?

– Но… – Он вдруг совершенно растерянно посмотрел на меня. Я встретилась с его глазами. Сейчас они оказались грустными. Большие и грустные карие глаза, как у спаниеля. Он поправил пальцами выпавшую прядь – точно, у него очень непослушные волосы, – и водрузил шляпу на место. – Но… но…

– Патрон, – заговорил огромный, – наша гостья не лошадь.

Он сдернул перчатку и протянул мне руку. Она была не слишком огромная, но и не маленькая. Определенно крепкая и наверняка энергичная.

– Позвольте представиться. Андре Номали. Здешний конюх.

– Очень приятно, мсье Номали.

Рукопожатие действительно оказалось энергичным и действительно очень приятным. И взгляд небольших серых глаз, встретившихся с моими, тоже был энергичным и открытым. На человека с таким рукопожатием и таким взглядом определенно можно положиться, если, конечно, забыть «средневековую» клоунаду…

– Жюли-Виктория Брэбьи. – сказала я и добавила, раз уж он назвал свою профессию: – Преподаватель математики.

– Очень приятно, мадам метресс[1]. – Конюх улыбнулся открыто и располагающе. – И позвольте вам представить моего патрона мсье Рене Рейно.

Рейно шагнул ко мне. Конюх встрепенулся.

– Только не вздумай целовать ей ручки, Рене! Мадам метресс не любит обычаи пятнадцатого века! Или я не прав, мадам метресс? – кокетливо уточнил он.

– Не важно. – Я протянула руку. – Очень приятно, мсье Рейно.

– Мне тоже, мадемуазель Брэбьи, – сказал Рейно и с вежливой улыбкой все-таки поцеловал кончики моих пальцев. Карие глаза тоже не выражали ничего, кроме вежливости. – Вы ездите верхом, мадемуазель Брэбьи?