Ким вытащила чемодан из багажника и подошла к парадному входу. В том, чтобы войти в дом через черный ход, было что-то интимное. Этот вход был предназначен только для постоянных обитателей дома. А она была гостьей. И даже не гостьей, а посетительницей.
Девушка открыла дверь и вошла. В доме стоял знакомый с детства запах — свежевыстиранного белья и воска для натирки полов. Значит, у отца работает все та же экономка.
Ким заглянула в большую гостиную направо от коридора. На полу лежал их старый, порыжевший от времени ковер. У камина Ким увидела знакомую белую меховую подстилку. Обитые дубом стены остались такими же, как она запомнила их. Да и вся мебель осталась той же. Ничего не изменилось.
Ким переступила порог и замерла. Над камином висела фотография, где они были изображены все вместе — она, мать и отец, словно все они по-прежнему жили в этом большом старом доме.
Ким вдруг почувствовала дурноту. Это просто уму непостижимо. Очевидно, отец страдал от разлуки несколько больше, чем она предполагала. Иначе почему он все эти годы не менял обстановку? Ким больше не могла смотреть на эту фотографию. Она поднялась по лестнице в свою старую спальню. Там было чисто и прибрано, но все выглядело так, словно она никуда не уезжала. В изнеможении девушка опустилась на большую двуспальную кровать и закрыла глаза.
* * *
Ким добралась до стоянки в пять минут восьмого. Печка «кадиллака» работала на полную мощность, и горячий воздух выходил из вентиляционного отверстия с такой силой, что у Ким разлетались волосы.
— Ax, — вздохнула она и направила вентилятор на ноги.
Таких машин сейчас уже не делают. Неудивительно, что отец не хотел расставаться с ней.
В это утро Ким проснулась рано и быстро встала. Неизвестно отчего, но настроение у нее улучшилось. Она подозревала, что дело в самой атмосфере дома. Для нее явилось приятным открытием, что отец не стал ничего менять после их отъезда. Возможно, он даже скучал по ним. Ким порылась в гардеробной и обнаружила старое зимнее пальто матери, В карманах его лежала пара кожаных перчаток. Голубая шерстяная ткань пальто была слегка поедена молью. Но она ведь не собирается устраивать здесь показ мод! Зато в нем ей будет тепло, не говоря уж о том, что это пальто ее матери.
Подъехав к больничной стоянке, она посмотрела на часы, потом на вывеску у ограждения. Стоянка для посетителей — направо. Стоянка родильного отделения — налево. Стоянка пациентов — налево. Стоянка персонала больницы — прямо у входа. К ветровому стеклу ее «кадиллака» был прикреплен парковочный талон. Наверное, она может поставить машину на стоянке для персонала. В конце концов, кто знает, когда она будет уходить отсюда? Что за радость тащиться через всю территорию в холодную ночь?
Холод оказался ключевым словом.
Ким медленно поехала ко входу и, развернувшись, поставила машину. Выйдя из нее, она увидела, что заняла два места. Снова сев в машину, включила зажигание, медленно подала назад и попыталась припарковаться снова, стараясь поставить машину как можно ближе к машине справа. Наконец ей это удалось, и она выключила зажигание. Отлично, подумала она и посмотрела на машину справа. Теперь ее «кадиллак» стоял слишком близко. Но что она могла поделать! Поставить машину несколько дальше? Тогда, если рядом встанет еще одна машина, она сама не сможет забраться в салон. Ким снова вышла и посмотрела, какое расстояние разделяет «кадиллак» и машину справа. Сойдет, решила она. Если водитель не очень толстый. Вернее, совсем худой.
Она услышала рокот двигателя и оглянулась. Рядом с ней затормозил мотоциклист и снял шлем. Это оказался не кто иной, как доктор Энтони Хофман. Для нее — просто Тони.
Он выразительно посмотрел на знак «Только для персонала больницы», ухмыльнулся и подмигнул ей.
Ким почувствовала, что краснеет.
— Доброе утро, — приветствовал ее Тони, слезая с мотоцикла.
Ким кивнула и быстрым взглядом окинула всю его фигуру. Черная мотоциклетная куртка и джинсы. Волнистые каштановые волосы спадали на лоб.
— Не слишком ли холодная погода для мотоцикла? — недоумевающе спросила Ким.
Он покачал головой:
— Отличный день.
— Да, кстати, — она открыла дверцу «кадиллака» и достала его пальто, — большое спасибо. Это было так мило с вашей стороны.
— Вы уверены, что оно вам больше не понадобится? Вы можете носить его хоть…
— Нет-нет, спасибо, — решительно отказалась Ким, протягивая ему пальто. — Я нашла старое пальто своей матери.
— О-о! — Он одобрительно оглядел ее. — Очень симпатичное. И, я бы сказал, стильное.
— Ну, я думаю, оно не претендует на такую высокую оценку, — улыбнулась Ким, и они вместе двинулись ко входу в больницу.
Помолчав, Тони сказал:
— Я думал о вас сегодня ночью. Как вы вчера добрались до дома?
— Все нормально, спасибо. Я сразу нашла дом, и с ключами не возникло никакой проблемы. Было немного странно оказаться там, но я смогла это пережить. Сегодня мне уже значительно лучше.
— Ну, тогда все в порядке, — сказал он, открывая перед ней дверь. Когда она проходила мимо него, их взгляды встретились всего на одну секунду, и Ким тут же отвела глаза.
— Я думаю, мы еще увидимся наверху, — сказал Тони и пошел по длинному узкому коридору.
Ким на мгновение задержалась, глядя ему вслед. Ей вдруг стало жарко. Она сняла перчатку и приложила ладонь к щеке. Либо у нее поднялась температура, либо щеки горят от волнения. Ей вспомнилась его ухмылка, в которой было что-то невероятно обольстительное. Она начала понимать, почему так покраснела, встретившись с ним глазами.
Следи за своим поведением, приказала она себе. Как бы ни был приятен этот юноша, она не имела желания вступать в брак с человеком, который день и ночь пропадает на работе. Ей было слишком хорошо известно, как холодно и неуютно бывает в таком браке. Ну а если отбросить мысли о замужестве, то остается мимолетная связь. Такие отношения ее тоже не привлекали, во всяком случае, применительно к Тонн. Все это было бы слишком сложно, ведь он коллега отца.
Ким ускорила шаг и пошла к лифту.
* * *
— Папа? Папа, это я, Ким. — Ким подождала, пока он отреагирует на ее слова. Потом посмотрела на часы на стене. Скоро полдень, пора уходить. Она похлопала отца по руке. — Сегодня я спала в нашем доме. Надеюсь, ты не против.
О машине она умолчала. Если бы он пришел в себя, то при этом известии мог заработать еще один инфаркт.
У него дрогнули веки, и он открыл глаза.
— Ким? — едва слышно произнес он.
— Здравствуй, папа. — Глаза Ким наполнились слезами.
