Это не было похоже на сумасшествие или наваждение. Это была любовь-восторг, любовь-прозрение, любовь, приравненная к нехватке чистого воздуха или воды.
Жить и дышать можно, но плохо и мало. И такая жизнь не приносит удовлетворения, она похожа на сон с серыми тенями. Они бродят вокруг, бесплотные, безжизненные, безрадостные. И живут потому, что так положено, а не потому, что хотят так жить.
Предвкушение встречи будоражило уже с самого утра, я не могла ничего делать, а работа, если день выдавался будним, выполнялась машинально. По привычке делать её хорошо.
Я устроилась инженером-конструктором на Зеркальную фабрику. Это место нашла сама, отец предлагал более оплачиваемые и перспективные должности, но мне не хотелось от него зависеть, чтобы потом не получать упрёки в том, что он сделал для меня так многое, и я теперь должна делать то, чего хочет он.
А он задался целью познакомить меня с перспективным молодым человеком. Я не отказывалась, напротив, охотно участвовала в этой игре, желая показать отцу, что иду навстречу его желанием. Ходила на свидание по его указке и без неё, храня в душе позорную, с точки зрения его понятия о чести, тайну.
Когда он узнает о ней, на меня обрушится лавина из упрёков в предательстве. Обязательно вспомнит о ноже в спину и о том, что такое простить нельзя. Пусть так.
Отец скажет, что я глупа, и что Михаил мне не пара, что гены пальцем не раздавишь, рано или поздно я пожалею о своём выборе. И на это я была согласна.
Пожалеть хоть о чём-нибудь, но сначала испытать, напитаться этой любовью сполна, припасть к её источнику, пить, как воду, зачерпывая в ладони, чтобы капли стекали по лицу и попадали на одежду.
Я хотела получить шанс на любовь. Вот такую, какую есть, и мне не было стыдно.
Даже за то, что я не предохранялась. Врачи сказали, что детей у меня может и не быть. Пусть так, но я попробую их завести. Хотя бы одного.
Хотелось верить, что смогу зачать, что сила любви творит чудеса. Михаил был бы рад, а даже если нет, ребёнок от него останется и будет напоминать о нашем безумии.
Однако смолчать я не могла. Было бы нечестно использовать другого вслепую. А уж того, кого любишь, и подавно.
Не хотелось получить обвинения во вранье, было бы невыносимо больно слушать эти жестокие слова, понимая, что в них есть доля правды.
— Знаешь, я не предохраняюсь, — произнесла я как-то, смотря в глаза любимого. -- Прости, что не сказала раньше.
Мы как раз танцевали в одиночестве, прижимаясь друг к другу телами и душами. Вдвоём в его квартире пили шампанское и радовались, что отъезд Михаила отсрочился до весны.
Ещё целый месяц вдвоём, вместе, целых тридцать дней я буду видеть его и целовать. Если бы можно было продлить этот срок ещё на месяц, на год, сократив собственную жизнь, я бы не задумываясь пошла на эту сделку!
— Ты чувствуешь признаки?
Он спросил спокойно, а я вся внутренне сжалась в предчувствии грозы. Но внешне Михаил ничем не выдал разочарования. Впрочем, я давно привыкла, что по лицу мужчины нельзя прочитать его затаённые мысли.
— Ты не против? — вместо ясного ответа снова спросила я.
— Не против, конечно. Я же сделал тебе предложение, — ответил он и, обняв меня крепче, поцеловал.
На этот раз мы оба провалились в какую-то чёрную дыру, где нет времени. Оно сжалось в комок и укатилось прочь. Здесь всё было пропитано любовью, сама чернота вокруг и наши руки, гладящие друг друга, как в последний раз.
Я тогда ничего не сказала. Тогда я ни в чём не была уверена, кроме одного: это лучшая зима за последние десять лет.
Трудности пришли с началом весны.
* * *
Михаил
— Я скоро уеду, — сказал я Марго, когда все сроки, отпущенные нам на тайную любовь, истекли. Истаяли в предрассветной дымке нового дня.
Сроки миновали, близилось время прощания. Об этом не хотелось думать ни мне, ни ей, но настало время принять правду. Нехорошую, злую, она разбивала нам сердца, как волна, расплетала сомкнутые руки, но мы верили: ненадолго.
— Я знаю, — ответила она так просто и посмотрела в глаза. В её взгляде не было ни капли упрёка. Марго стала для меня ещё идеальнее, если это было возможно.
В её объятиях я забывал о том, что скоро не смогу вот так просто прижать её к себе и прошептать на ухо, что никуда ей теперь от меня не деться.
— Я буду приезжать, но это случится не сразу, — снова завёл я разговор, а она прижала ладонь к моим губам, заставив замолчать.
Марго всё знала и не хотела ничего больше слышать. Я понимал это, о неприятностях и о том, на что мы повлиять не в силах, говорить — только время терять. А его нам отпущено так мало!
—Я буду ждать. Верь мне!
— Я вернусь к тебе. Не сомневайся.
Так говорили мы друг другу, принося клятвы. Но даже они не могли скрасить горечь расставания.
Тот самый день настал. Выглянул из-за угла и, приставив нож к горлу, как бандит с большой дороги, и приказал собирать чемоданы.
У меня всё уже давно было приготовлено. Я планировал обосноваться на новом месте и потом, когда будет возможность, когда всё успокоится, приехать в Москву по делам. На выходные. Предлог всегда можно найти.
И она будет ждать меня там, где укажу. Уже вовсю распустятся листья на деревьях, я увижу Марго издали, она тоже заметит меня, выхватив взглядом из сотни прилетевших моим рейсом и пойдёт навстречу в каком-нибудь плаще, чьи полы буду развиваться в такт её лёгкой походке.
— Я рада, что ты приехал, — скажет Марго с улыбкой, стирающей всю тревогу и боль разлуки. И нам больше не понадобятся слова или уверения в любви.
Мы увидим её в наших глазах. И поедем на ту квартиру, которую я сниму для встреч. Видеться на нейтральной территории безопаснее, до поры до времени её отец не должен ничего заподозрить. Я подумаю, как это обставить, для прилёта на два дня будет нужен веский предлог.
И я найду его, как нашёл Марго. Или как она нашла меня.
— Ты стала нервной? Всё в порядке? — спрашивал я её всю последнюю неделю.
— В порядке. Просто не хочу тебя отпускать, и никак не могу придумать, как бы это обстряпать, — засмеялась Марго, но в её глазах проступила тоска.
Я обнял её, как обнимают не только возлюбленную, но и друга перед вынужденной разлукой.
— Потерпи, моя родная, — погладил по спине, снова почувствовав, ощутив всем мужским естеством, что не хочу её отпускать.
Что разлука противоестественна нашему единению, но необходима, с точки зрения открывающихся перспектив. Не моей карьеры, бог бы с ней, в МИДе от меня и так не откажутся.
А чтобы обеспечить Марго тот уровень жизни, к которому она привыкла. Чтобы вступить с ней в брак, как равный. Чтобы она никогда не допускала даже мысли, что я позарился на деньги и связи её отца.
— Я не смогу прийти проводить тебя в аэропорт, — она наморщила лоб так трогательно, что мне захотелось сделать что-нибудь безумное. Например, взять за руку и увезти её силой.
Не время. Пока не время.
— Ничего, зато сможешь встретить. Не грусти, без разлуки не бывает встречи.
Она кивнула и слабо улыбнулась. Жалкое утешение, особенно в свете того, что встреча состоится неизвестно когда. Я понимал её тревогу: Марго гнала от себя мысль, что, возможно, ничего больше не будет, как прежде. И мы потеряем даже эту малость.
В эту ночь она осталась у меня, а выскользнула, чуть забрезжил рассвет. Не хотела прощаться. Не могла этого вынести.
Я проснулся под звук будильника и по холодной пустоте рядом понял, что остался один. Провёл рукой по смятой постели, всё ещё хранившей тепло её тела. Хотел запомнить это ощущение ещё не потери, но уже предчувствия беды.
Если бы я знал, что случится после, то ни за что не уехал бы. Но тогда мне казалось, всё как-нибудь образуется. Я вернусь, и Марго встретит меня с той покорной радостью, которую я не раз замечал на её лице. Которую я любил в ней. Впрочем, я любил в ней всё. И всегда, даже когда не знал этого.
