— В тот день я научился быть сильным. Но взамен, я потерял своё сердце.
Серенити дёрнулась в его руках, но он усилил хватку, не давая ей отстраниться.
— Как только ты тогда поцеловала меня впервые, я понял, что ты думаешь, что влюблена в меня, — Серенити пыталась вырваться в знак протеста, но он продолжил. — Не имеет ни малейшего значения любишь ты меня или нет. Единственная вещь, которую ты сейчас должна уяснить – я не люблю тебя в ответ, — он увидел, как побледнела Серенити, но это его не остановило. — В тот день, когда ты меня поцеловала, ты выглядела, словно тебя поразила молния. Смотрела на меня так, словно солнце взошло и тут же скрылось за горизонтом…
— Прекрати это, — дрожащим голосом прошептала Серенити.
— Дело в том, — напряженно продолжал он, — всё, что ты чувствовала… не случалось со мной…
Надломленный вскрик вырвался из её уст.
— И я благодарен Богу за это, — жестко закончил он. — Потому что, я не желаю любить тебя, — сейчас, когда он начал говорить, понимал, что не сможет остановиться, пока не выплеснет всё из своей системы.
И после этого…
После этого Серенити должна была принять решение — желает ли она по-прежнему его в своей жизни.
— Даже сегодня, ангел, мои родители продолжают исповедовать любовь друг к другу. И с ними это произошло так же, как ты думаешь было и с тобой – разряд молнии, стрела Купидона, и вся остальная чушь собачья, которой называют это люди. Такова любовь моих родителей, но я презираю их за это. Я ненавижу их за то, что они используют любовь, как оправдание, чтобы уничтожать друг друга… причинять боль собственным детям.
Втянув громко воздух, он обхватил лицо Серенити ладонями, установил зрительный контакт и спокойно сказал:
— Я не люблю тебя, Сири, и для меня это хорошо. Я бы ни за что не позволил остаться тебе в моей жизни, если бы полюбил. Но я не люблю. И поэтому, прошу тебя вернуться в мою жизнь.
Он ждал её ответа.
А вместо этого, услышал стук в дверь, прежде чем охрана вошла, и сообщила, что Шейн и Мелани возвращаются.
— О, Боже мой, ты выглядишь таким уставшим, дорогой. Мне так стыдно, что я была такой эгоистичной стервой и заставила тебя быть нянькой.
Серенити тупо наблюдала за тем, как её сводная сестра осыпает лицо миллиардера поцелуями. Но когда Шейн попыталась оставить поцелуй на его губах, Серенити тут же отвернулась, и так и не увидела холодный взгляд Виллема, отсекавший всякую попытку завершить намерение её сестры.
Серенити склонила голову, выслушивая трели Мелани и Шейн о состоявшемся шопинге, в основном, дело касалось космических ценников, а не конкретных вещей, которые им подобрали.
Когда Шейн стала придаваться мечтам, что же она наденет, когда будет в постели с Виллемом, Серенити лишь сильнее стала заламывать себе руки, не придавая значения тому, что всё это время, Виллем пытался уловить её взгляд. И когда уже казалось, что Шейн не собирается замолкать, Серенити резко встала с места.
— Думаю, моя очередь что-то себе подобрать, — Серенити пробормотала себе под нос и, не дожидаясь ответа, покинула зону отдыха.
Она уже практически добралась дверей на выходе, как вдруг перед ней выросли охранники Виллема.
Серенити хотела протестовать, но тут же поняла, кто были эти двое.
— Мистер Молен и мистер Смит.
— Большое удовольствие вновь видеть вас, мисс Роли.
— Мы только что вернулись из командировки в Контини, и получили распоряжение прямиком из аэропорта направляться сюда.
Серенити почувствовала себя неловко.
— Вы ведь не выпустите меня, не так ли?
Двое одарили её добродушными улыбками, но так и не сдвинулись с места.
Если бы это был кто-либо другой из охраны, она бы улизнула от них, и они бы и пальцем не посмели коснуться её. Но эти двое были другими… и Виллем знал это.
— Боюсь, что это приказ мистера де Конаи, — мягко сказал мистер Молен.
— Если вы позволите, — продолжил мистер Смит, — мы можем сопровождать вас на другие этажи. Консультанту было обещано приличное вознаграждение, если ей удастся угодить вам.
Серенити поморщилась.
— Что значит, если я ничего не приобрету, её сердце будет разбито, — она нахмурилась, глядя на мужчин. — Это вы хотите сказать?
Ещё более широкие улыбки.
Трое двинулись в путь.
— Как в старые добрые времена, правда, мисс Роли? — Довольно спросил мистер Молен.
Серенити вздохнула и тихо ответила:
— Вы двое всё знаете, не так ли?
— С того самого дня, когда мистер де Конаи искал повод навестить вас в школе, — ответил мистер Смит.
Сохраняя взгляд решительным, она сказала:
— Что ж, эти чувства не взаимны.
И тут же, вспомнив слова миллиардера, её сердце сжалось, затрепетало и отозвалось болью во всём теле.
Единственная вещь, которую ты сейчас должна уяснить – я не люблю тебя в ответ.
В тот день, когда ты меня поцеловала, ты выглядела, словно тебя поразила молния.
Смотрела на меня так, словно солнце взошло и тут же скрылось за горизонтом…
Дело в том, всё, что ты чувствуешь… не случалось со мной…
Серенити закрыла глаза.
— Он сам мне это сказал. И я… я верю ему.
***
Виллем: Где ты сейчас?
Серенити: В примерочной. Как и было велено.
Виллем: Хорошая девочка.
Серенити: Только потому, что ты не оставил мне выбора.
Виллем: Я отвечаю за каждое сказанное мною слово.
Серенити: Этого я и боюсь, мистер де Конаи.
Он практически, практически улыбнулся.
Серенити: А ты где?
Виллем: Всё ещё с твоей семьёй. Кажется, они вновь собираются за покупками.
Серенити: Ясно.
Виллем: Тебе стоит сказать только слово, и они узнают всю правду. Поверь мне, они не посмеют тебя винить.
Серенити: Всё в порядке. В любом случае, рано о чём-то говорить.
Виллем: Ты во мне сомневаешься?
Серенити: Скорее в себе.
Виллем: Что это значит?
Когда прошла целая минута, а Серенити всё не отвечала, он знал, что нужно её сейчас же отыскать, пока её вновь не посетили сумасшедшие мысли. Виллем вспомнил бледное и печальное лицо Серенити, когда Шейн рассказывала о том, как они занимались сексом и его губы напряглись. Т.к. ему не удалось даже взглядом встретиться с Серенити, он понимал, что обязан с ней поговорить, но не для того, чтобы получить её ответ, а чтобы убедиться…
Виллем сделал глубокий вдох.
Ему просто нужно убедиться, что с ней всё в порядке.
Подняв взгляд вверх, он ждал, пока Шейн замолкнет, чтобы сделать вдох, и когда этот момент, наконец, настал, он тут же встал, и произнёс извиняющимся тоном:
