Внезапно Дита охватил гнев, на который он не имел особого права. Он покосился на Рейсин. Девушка стояла спиной к нему на последней перекладине стремянки и смахивала пыль с длинной, высокой полки, на которой находились редко передвигаемые безделушки. Все, начиная с рыболовных приманок до сувенирных подносов. Чтобы привлечь внимание девушки, Дит изо всей силы грохнул коробкой об пол. Оба, Рейсин и Роуди, одновременно повернулись к нему.
– Что надо? – спросил молодой человек, уставясь на Питтмана. Здоровяк пожал плечами. Его рубашка с коротким рукавом приподнялась, обнажив дряблый большой живот. Дит повторил свой вопрос тоном, красноречиво говорящим, что спрашивает в последний раз.
– Тебя это не касается, парень, – отрезал Роуди, грозно хмурясь. – Мы хотим поговорить с Рейсин.
– Она не желает с вами разговаривать. Сделайте одолжение, освободите помещение, пока я вас не вышвырнул.
– Ты собираешься вышвырнуть и меня? – хрипло спросила жена Питтмана. – Разве я не имею права поговорить с девицей, засадившей моего сына в тюрьму?
– Не имеете, если она не хочет говорить с вами, – сказал он холодным, непреклонным голосом.
Из подкрашенных глаз женщины заструились слезы, бороздя черными потеками лицо, которое показалось Диту отвратительным. Однако Рейсин ее слезы тронули. Вздохнув, она села на перекладину, держа в руке метелку из перьев для смахивания пыли.
– Давай поговорим, Эйлин. Но думаю, тебе не понравится то, что я скажу.
Женщина ринулась вперед, уперев сжатые кулаки в прилавок.
– Лонни ничего не сделал. Он не знал, что замышлял Колкуит, до тех пор, пока не стало слишком поздно. Но даже тогда он попытался остановить его. А тебя там не было! Не было!
– Я была там, Эйлин, – стояла на своем Рейсин. – Если Лонни такой уж невинный, тогда зачем он прихватил пиво и сигареты?
– Колкуит заставил, – крикнул Роуди.
А ты ничего не видела. Даже Дженкс говорит, что тебя не было. До тех пор, пока они не побежали к выходу.
– Говорю вам, я там была.
– Ну пожалуйста, – умоляла жена Питтмана. – Лонни наш единственный ребенок!
Рейсин взглянула на нее. Лицо исказилось гримасой – сочувствия и неприязни. Затем она опустила голову.
– Мне очень жаль, но я ничего не могу сделать для Лонни.
– Ты отправила его в тюрьму, – причитала Эйлин, – ты должна его оттуда вытащить.
– Он сам виноват, – покачала головой Рейсин.
– Лгунья! – заорал Роуди. – И ты поможешь, мы заставим тебя изменить показания!
Дит тронулся с места.
– Хватит!
Это уж слишком. Пора положить беседе конец, пока они не вцепились друг в друга. Он надеялся, что при жене Роуди будет вести себя посмирнее. К тому же ему хотелось услышать, что скажет Рейсин. Злобное выражение лица Питтмана ясно говорило о том, что отступать он не намерен. Как только Роуди подошел на расстояние вытянутой руки и замахнулся на Дита, тот ловко ухватил его за запястье, выворачивая руку и подталкивая локтем в плечо. Пошатываясь, Роуди закружился на месте. Хоть и толстый, он был очень силен. Если бы умел драться, мог бы дать хороший отпор, но Дит не намеревался терпеть от него отпора ни сейчас, ни в будущем.
– Пошел отсюда! – приказал он.
Пришлось сжать Питтмана посильнее, чтобы он послушался. Здоровяк изрыгал проклятия, его жена кричала. У выхода Дитон отпустил Роуди и, когда тот обрел равновесие, угрожающе поднес палец к его лицу:
– Я не предупреждаю дважды. Держись подальше от Рейсин, иначе тебе придется иметь дело со мной. Понял? А теперь убирайся.
Красный как рак, Питтман готов был лопнуть от гнева.
– А если я не подчинюсь, что тогда? – выпалил он. Его трясло от желания избить Дитона. Ко всеобщему удивлению, юноша усмехнулся.
– Тогда я сделаю именно то, чему меня научили в армии, – почти радостно сообщил он. – Сначала сломаю тебе руку – о, не волнуйся, это будет ровный, обычный перелом. Потом, если это не поможет, перейду к коленям. Думаю, больше уже ничего не понадобится. А если понадобится, сломаю тебе шею, и на этом ты уж точно утихомиришься.
В глазах Питтмана появился неподдельный страх, но он быстро пришел в себя и непреклонно сжал отвислые губы.
– Ты мне угрожаешь?
Усмешка Дита стала еще шире.
– Серьезными телесными повреждениями. В последний раз говорю, убирайтесь!
Мгновение Роуди раздумывал, попытать ли счастья в бою или убежать. Казалось, под его ногами разверзлась бездна. Наконец, подавив гнев рычанием, он пулей выскочил из здания. Дит облегченно вздохнул. Он вовсе не был жестоким, но иногда угрожал расправой в целях самообороны. Угрозы наводили на людей страх. Вот и сейчас – Эйлин Питтман перепугалась не на шутку.
– Она отправила моего сына в тюрьму, – вся дрожа, всхлипывала женщина, – а ее там не было! – С этими словами она выбежала вслед за мужем.
Дит опустил голову, как ни странно, сочувствуя ее горю. Собственно говоря, ярость ее мужа тоже была ему понятна. Несмотря ни на что, ему их было очень жаль. Единственный сын в тюрьме и обвиняется в серьезном преступлении. Одна мысль об этом заставила его содрогнуться, но он безжалостно отбросил ее. Сейчас Дит знал, что ему надо сделать – откровенно поговорить с Рейсин. Пришло время.
– Ты знаешь, они вернутся.
Она старалась выглядеть спокойной, но в ее синих глазах затаилось страдание, которое отозвалось в нем нестерпимой болью. Ничего так не хотелось, как повернуться и уйти. Но он знал, что не сделает этого. Дит со вздохом прошел вперед и облокотился на прилавок.
– Послушай, эти люди в отчаянии. Он их единственный сын. Что бы ты сделала на их месте?
– Не знаю, – ответила Рейсин, скрещивая руки на груди.
– Питтманы не оставят тебя в покое, несмотря ни на что.
Она, прикусив губу, молчала.
– Если ты хоть немного сомневаешься – ты обязана…
– Что? – закричала она, сверкнув глазами. – Изменить показания? Позволить Лонни и Дженксу выйти безнаказанно, хотя они чуть не убили моего отца?
– Рейсин, если ты не уверена…
– Я уверена! – горячо настаивала она. – Я уверена!
– Правда? – спокойно спросил Дит.
Рейсин разрыдалась, но через секунду гнев осушил ее слезы.
– Ты не имеешь права, – хрипловато проговорила она, – совать свой нос в чужие дела, если не хочешь, чтобы его укоротили.
Он попятился, подняв руки вверх.
– Хорошо, не имею. Но я не перестаю удивляться, почему ты даже не хочешь обсудить все случившееся. Ведь могла же ты ошибиться.
Она оцепенела, затем гневно произнесла:
– Единственный, кто здесь ошибается, так это ты. Лезешь, куда не просят.
Дит понимал, что она права.
– Извини…
Не найдя слов, способных исправить ситуацию, он порывисто направился к мясной витрине. Нагнувшись, поднял коробку с черствым хлебом и отнес ее в кладовую. Когда же он, наконец, поумнеет? Почему он впутался в это дело? Имей он хоть чуточку здравого смысла, он бы держался от всего этого подальше. Пожалуй, самое время убраться отсюда подобру-поздорову. Но вместо этого Дит стоял, прислонившись к стене рядом с дверью, и, закрыв глаза, ждал, пока раздражение пройдет. Сейчас он уйти не мог, чем бы это ни грозило впоследствии.
