— А, мистер Мэрфи! — В палату вошел врач, который показался Уилу лишь плывущим облаком. — Зачем вы сняли повязку? Прошу вас, позвольте мне надеть ее снова.
Врач присел на край кровати, и Уильям почувствовал, как холодные сухие руки прикоснулись к его лицу.
— Что со мной? Что с моим зрением? — От своих же слов Уилу стало не по себе. Он снова почувствовал тошноту, головокружение и быстрое сердцебиение.
— Временно, мистер Мэрфи. Вы ушиблись головой, когда попытались резко затормозить. Переломов и порезов нет. Вот только после того, как вы ударились, ваша врожденная болезнь усугубилась.
— Врожденная? — удивился Уил. — Какая?
— Глаукома. Передается по наследству. — Доктор сообщил ему эту новость таким тоном, будто бы Уильям стал единственным наследником шикарного замка на берегу Нормандии. — От незначительного удара у вас повысилось внутриглазное давление. Кровеносные сосуды, питающие зрительный нерв, сетчатку и радужку, славились. И зрительный нерв перестал справляться со своей функцией.
— Когда у меня это пройдет? Сколько нужно времени?
Взяв за плечи Уила, доктор аккуратно положил его на подушку.
— Будем надеяться, что две-три недели. Вам еще повезло. — Уил понял, что доктор встал и направился к дверям.
— У меня нет столько времени! Я не хочу валяться без дела в больнице полмесяца! — Уил снова приподнялся на кровати и ухватился руками за железную дужку.
— Мистер Мэрфи, у вас есть родственники в Сиене?
— Нет, я только вчера собирался переехать в этот город. Как видите, безуспешно. — Уил пытался повернуться на голос доктора, расхаживающего по палате.
— Если бы у вас были родственники, я бы пошел вам навстречу и выпустил из больницы под их опеку, назначив лазерное лечение и прописав таблетки. Потому что неизвестно, как быстро вернется к вам зрение. Может завтра, может через неделю, а может…
— Никогда? — с ужасом в голосе продолжил Уил.
— Будем надеяться, что такого не случится. А теперь отдохните, мистер Мэрфи. Вам нужны силы, чтобы бороться с болезнью.
Уил раздраженно упал на подушку и закрыл лицо ладонями. Ничего не изменилось, такая же темнота. Он на мгновение представил, что слепота будет сопровождать его всю оставшуюся жизнь. Стало страшно.
— Доктор Манрес, к вам пациентка, миссис Лагадан. Она в вашем кабинете, — раздался где-то женский голос, и Уилу захотелось взвыть от горя.
Он не мог сориентироваться в пространстве, не мог даже представить, как выглядит доктор и медсестра. Ему казалось, что возле него кружат воздушные оболочки, имеющие только способность выдувать из себя голоса людей.
— Хорошо, я иду. — Хлопнула дверь, и повисла тишина.
Я сойду с ума, подумал Уил и попытался заснуть, чтобы хоть во сне увидеть окружающий его мир.
Шорох. Шорох, где-то с другой стороны кровати. Небольшой толчок и скрип. Шаги, удаляющиеся шаги. Нет, они снова в комнате. Лязг брючного ремня.
Бритни Пэм, тридцатилетняя секретарша, открыла глаза и приподняла голову с подушки, чтобы разглядеть происходящее в комнате.
В ее небольшой квартирке с двумя комнатами и кухней расхаживал мужчина, любовник Бритни, Джим Лагадан, который и снял для нее эту квартиру.
Он не заметил, что она проснулась, и поэтому продолжил натягивать джинсы и застегивать ремень.
Бритни сладко потянулась, и ее светлые волосы разметались на подушке из темно-синего египетского хлопка.
Она не стала отвлекать Джима, который, по ее догадкам, собирался на работу. Бритни принялась за ним наблюдать, натянув тонкое одеяло до подбородка.
Джим Лагадан, владелец небольшой автомастерской, был холоден и строг с окружающими. Однако женщинам, с которыми он спал, Джим охотно демонстрировал свою горячую натуру. В последнее время гостями его любовного ложа были законная супруга Мила Лагадан и любовница Бритни Пэм, конечно поочередно.
Бритни очень ревностно относилась к этому положению вещей, и поэтому Джим старался опускать разговоры о жене.
По словам Джима, он не любил свою жену. Ему было просто ее жалко. По крайней мере, так он говорил Бритни, а она, наивная, продолжала с открытым ртом слушать его байки об их скором совместном будущем и мечтать, когда же придет этот светлый день.
На самом деле Джим и не думал уходить от жены. Он знал, что Мила не перенесет расставания и, вполне возможно, попробует свести счеты с жизнью.
Джиму это не надо. И он решил так: я буду возвращаться к жене, если она так хочет, но посвятить всего себя ей одной я не смогу.
Да, Джиму всегда было мало одной женщины. Такова его натура.
От него всегда веяло какой-то животной энергетикой, страстной, дикой, необузданной. Казалось, что в порыве злости Джим способен разорвать противника на мелкие кусочки.
Мощная грудная клетка, мускулистый торс, сильные волосатые руки и ноги и щетина, которую невозможно сбрить — она тут же появлялась и вновь покрывала скулы и подбородок.
Как это заводило Бритни! Его пылкая натура заставляла ее лепетать от восторга. Ей нравилось, что с окружающими он немного груб, небрежен и требователен. Она обожала его вспышки ярости, когда дело шло не так, как хотелось Джиму. Бритни улыбнулась и прикрыла глаза, когда Джим мельком взглянул на любовницу.
Потом, почувствовав, что он отвернулся от нее, она продолжила любоваться им.
Тем временем он подошел к зеркалу в спальне и осмотрел себя с разных сторон. Провел рукой по щетинистому подбородку и причесал копну черных непослушных волос.
Расческа и бритва — только этим пользовался Джим Лагадан, когда приводил себя в порядок. И кстати, считал ненормальными тех мужчин, которые следили за своей внешностью тщательней, чем он сам.
Мужик должен быть волосатым, могучим и пахучим! — так любил говорить Джим Лагадан.
Да, Бритни Пэм обожала Джима и безумно его ревновала. Может, это была просто страсть, которой суждено когда-нибудь потухнуть? Бритни не знала. Но все равно она не выносила разговоры о его жене. Она ненавидела ее всем сердцем. Правда, видела она Милу всего пару раз, и то мельком.
Мила даже и не догадывалась, что ее муж спит с секретаршей. Бритни и Джим оба не давали повода так думать. Девушка по просьбе любовника носила обручальное кольцо и всегда и абсолютно всем нахваливала своего вымышленного мужа, которого никогда не было.
Она умела правильно вести себя на людях. Старалась вообще не смотреть в сторону Джима. Она ждала. Она терпела. И за свое старание и выдержку получала сполна.
Джим награждал свою любовницу поздними визитами. Именно тогда начинались поистине африканские страсти. И эти самые страсти могли продолжаться всю ночь, до утра. Потом Джим уходил на работу, а Бритни, понежившись пару часиков, приходила ровно к десяти и опять начинала песенку о своем идеальном муже…
