Дороти вздохнула. Она действительно намеревалась заявить Вильяму, что без ее позволения он не должен привлекать Тедди к работе. А сейчас радовалась, что так ничего и не успела сказать.
Наверное, во мне заговорила ревность, подумала она, устало опуская плечи. Привыкла, что мой мальчик принадлежит лишь мне одной, поэтому и злюсь, видя, что он привязался к кому-то еще. Тем более к мужчине…
Ей стало невыносимо грустно и больно. Дороти сознавала, что сын крайне нуждается в отце, но не могла удовлетворить эту его естественную потребность. Понимала и то, что не должна позволять Тедди сильно привязываться к Вильяму. Ведь через две недели тот уедет.
Неожиданно груз текущих невзгод навалился на нее всей своей тяжестью, и к горлу подступил огромный ком.
— Неужели вас действительно так расстроило то, что я разрешил Тедди помогать мне? — мягко спросил Вильям.
Дороти вздрогнула.
Как же до странного волнующе действовал на нее голос этого мужчины! Ей хотелось закрыть глаза и слушать, слушать, слушать его без конца, раствориться, забыться в нем.
— В этом году Тедди пойдет в школу, — ответила она, обводя взглядом почти отремонтированный сарай. — Ему стоит позаниматься основами письма, элементарной арифметикой.
— Понимаю, — тихо произнес Вильям.
— Меня беспокоят и другие вещи. В первую очередь то, что вы уже сделали для меня слишком много. А прошел всего один день. Я думала, вы только почините забор…
— Но подсобные помещения, крыльцо и много другое тоже нуждается в ремонте. — Вильям многозначительно оглядел дом и все, что его окружало. — Я, конечно, не мастер в строительных делах, но плотничать люблю. Однажды помогал приятелю приводить в порядок коттедж его тети, которая живет за городом.
Дороти печально улыбнулась.
— Вы не поняли, о чем я. Мы не в состоянии заплатить вам за все, что вы для нас делаете.
Вильям махнул рукой.
— Прошу вас, забудьте о деньгах. И, если можете, поделитесь со мной своими проблемами. Я чувствую, вас что-то постоянно мучает.
Дороти так и подмывало уткнуться в широкую сильную мужскую грудь, расплакаться и рассказать обо всем, что терзает ее сердце: о тоске по папе, о страхе потерять дом, о давней несчастной любви к Лео… Но она лишь медленно покачала головой и сухо произнесла:
— Спасибо, но со своими проблемами я справлюсь самостоятельно.
Вечером, собрав инструменты и вернув их в ящик, Вильям неторопливо направился к дому. Но на крыльце остановился и, сунув руки в карманы потертых джинсов, задумчиво уставился вдаль.
Пожалуй, сегодня мне лучше поужинать в своей комнате, решил он. Дороти явно не хочет, чтобы я проводил с ее сыном слишком много времени. Наверное, боится, что мальчишка привяжется ко мне. Эх, Лео, Лео! Ты так нужен своему сыну.
Его грудь сдавила страшная тоска.
Странно, подумал он, я давным-давно научился управлять эмоциями. Благодаря человеку, которого считал отцом. А в последние дни совсем расклеился.
— Вилли? — раздался за его спиной детский голосок.
Мужчина обернулся.
— А-а, Тед. Привет, дружище!
— Ты на меня не злишься? — Мальчик переступил через порог и подошел к своему новому взрослому другу.
Тот опустился на корточки и посмотрел малышу прямо в глаза.
— Почему ты решил, что я должен на тебя злиться?
Тедди пожал плечами.
— Не знаю. Мама, например, почему-то сегодня сердитая. Заставила меня читать книжку, которая мне не нравится. И вряд ли разрешит помогать тебе завтра.
Вильям развел руками.
— Ну, маму ты обязан слушаться. Кстати, после того как ты ушел, особая помощь мне и не требовалась.
Тедди округлил глаза.
— На тебя мама тоже злится?
— Нет, — ответил Вильям. — Наверное, она просто переживает за тебя, вот и не хочет, чтобы ты работал со мной.
Тедди сокрушенно вздохнул.
— Мама постоянно за меня волнуется. Но я ведь уже не малыш. — Он взглянул на Вилли так, будто сказал что-то очевидное и теперь не сомневался в том, что собеседник его понимает. Вилли с трудом сдержал улыбку. — В июле мне исполняется пять лет. А осенью я пойду в школу!
— Но для мамы, дружище, ты навсегда останешься малышом. — Вильям пожал плечами. — Так уж мамы устроены. С этим ты должен просто смириться.
— Но ведь твоя мама не волнуется за тебя так же, как моя? — спросил Тедди.
Перед глазами Вильяма возник расплывчатый образ матери, умершей двадцать лет назад. Она запомнилась ему замкнутой, несмелой и ушедшей в себя женщиной. Альфред Гринуэй уделял ей мало внимания. Всю свою энергию, все силы он вкладывал в «Гринуэй индастриал».
— Во-первых, я гораздо старше тебя, — ответил Вильям после непродолжительного молчания. — Ты, конечно, взрослый, но до меня тебе еще далеко. Так что не обижайся на маму, она еще долго будет заботиться о тебе, как о маленьком.
— А у тебя есть свои дети? — полюбопытствовал Тедди.
Вильям отрицательно покачал головой.
— Но ты такой большой, что запросто мог бы стать чьим-нибудь папой.
В этот момент на веранду вышла Дороти. Услышав слова сына, она остановилась как вкопанная.
Вильям усмехнулся.
— Конечно, я мог бы стать папой… Но…
— А моя мама тебе нравится? Она красивая и не замужем и… — взволнованно заговорил Тедди.
— Тед! — крикнула Дороти.
Тед и Вилли резко повернули головы.
У Дороти все кипело внутри. Ее собственный сын пытался уговорить практически незнакомого человека на ней жениться! Ей захотелось тут же схватить маленького негодника за руку, отвести в детскую и серьезно с ним побеседовать.
— Тед, Вилли, пора ужинать, — сказала она сухо, решив, что нотацию прочтет сыну позднее. Затем повернулась и пошла в кухню.
Поглощая за ужином пюре с ростбифом, Вильям не произносил ни слова и все время смотрел в тарелку. Тедди тоже ел молча, чувствуя, что у матери кошмарное настроение. Дороти же деловым тоном обсуждала с Анной планы на завтрашний день.
Вильям ощущал исходящую от этой женщины силу, нетипичную для представительниц прекрасного пола. Хотя он не мог не замечать ее постоянной озабоченности какими-то проблемами и усталость.
Что не дает ей покоя? — размышлял он. Почему, вернувшись сегодня из города, она выглядела настолько расстроенной? Зачем собирается взять ссуду в банке? Неужели так остро нуждается в деньгах?
Вопросы один за другим возникали в его голове, и он уже не сомневался в том, что получить на них ответы для него невероятно важно.
Не суй нос в чужие дела, одернул себя Вильям, испытывая внезапный прилив злости. Никогда в жизни ты никого не впускал в свою душу, а тут вдруг позволил проникнуть в нее сразу двоим — и этой женщине, и ее ребенку…
