— Не извиняйся. Кажется, мне нравится, когда ты слегка выходишь из себя.
— А как насчет того, чтобы не слегка?
— Звучит несколько пугающе, — поежилась она.
Нахмурившись, он взял ее лицо в ладони.
— Я тебя пугаю?
— Пугает только то, что ты можешь перестать целовать меня, Говард.
Губы его скривились в полупрезрительной усмешке. Одно уже то, что она носит ребенка другого мужчины, снимало все ограничения.
— Не надейся, — заверил он. — Мне хотелось сделать это со времени нашего первого поцелуя.
— Хочешь сказать, что, целуя других женщин, думал в это время обо мне?
— Никаких других женщин с той поры не было. — Неужели его попытка поцеловать Кристину и довольно длительный для него период воздержания каким-то образом связаны друг с другом? Не может быть, наверняка это простое совпадение.
— Ни одной?
— У меня хватало других забот.
— Конечно, конечно, — торопливо согласилась она, беря его за руку.
Но, прежде чем она успела выразить свое сочувствие каким-либо другим образом, Говард вновь начал доказывать свою готовность целовать ее до бесконечности. Не отрывая горячих губ, он навалился на нее всей тяжестью своего тела, но это оказалось даже приятнее, чем ей представлялось, — а Кристина мечтала об этом не одну одинокую бессонную ночь.
Положив руки ему на плечи, она с наслаждением ощущала тугие мощные мышцы, чувствуя одновременно, как ладонь Говарда, скользнув под юбку, легко коснулась нежной кожи ее живота. Невольно вскрикнув, Кристина уткнулась лицом в его грудь.
Он чуть сдвинулся в сторону, но только для того, чтобы облегчить себе доступ к упругой, гладкой плоти. Желая быть как можно ближе, Кристина закинула ногу ему на бедро, оставляя, однако, Говарду свободу продолжать свои изыскания. Воспользовавшись этим, он вытащил блузку из-за пояса юбки и расстегнув ее, подставил разгоряченную желанием кожу холодящему воздействию воздуха.
Касаясь вслепую шелковистой кожи Кристины, было нетрудно забыть о развивающемся внутри нее ребенке, но стоило увидеть ее глазами, как память об этом вернулась к нему.
— Я заставлю тебя забыть всех мужчин, с которыми ты когда-либо была до этого, — пообещал Говард и обиженно спросил: — Чему ты смеешься?
Но стоило ему только расстегнуть застежку бюстгальтера, как обида тут же исчезла. Груди Кристины оказались гораздо полнее, чем обещала ее стройная фигура. При одном взгляде на уже набухшие, торчащие соски дыхание Говарда участилось. Хотелось попробовать эти нежные бутоны на вкус, пройтись по ним языком, забрать в рот. Предчувствие этого делало напряжение внизу живота почти нестерпимым.
— Просто я подумала, — ответила она, лениво закидывая руку за голову, — что забыть об этом будет легко.
Почувствовав губы и язык Говарда на своей груди, Кристина прогнулась ему навстречу, но ощущения стали еще острее, когда он положил ее собственную руку на то же самое место.
— Почувствуй, как это прекрасно.
Его гортанный, возбуждающий шепот совершенно лишил Кристину способности к действию.
— О Боже, — простонала она, — все же лучше, когда это делаешь ты.
— Сейчас, сейчас ты получишь все, — пообещал он хриплым шепотом.
Из-под опущенных век Кристина наблюдала, как Говард второпях снимает рубашку, толком не расстегнув ее, прямо через голову. Он был так красив, что на глаза ее навернулись слезы. Ни одного лишнего грамма жира на мускулистом торсе, широкие плечи, покрытая темными волосами золотистая кожа. При мысли о том, что еще предстоит увидеть, щеки ее загорелись.
Говард отшвырнул рубашку на другой конец комнаты.
— Ты все еще думаешь, что я не могу заставить тебя забыть других мужчин? — спросил он с вызовом.
У нее перехватило дыхание. За что только ей такое счастье?
— Не было никаких других мужчин, глупый, — ласково ответила она.
Говард словно окаменел.
— Что это означает?
Его странное поведение заставило Кристину нахмуриться.
— Это означает, что ты первый, — призналась она.
— Хочешь сказать, что ты девственница?
Не требовалось обладать особой интуицией, чтобы понять: для него это известие стало сильнейшим ударом. Вот будет номер, если окажется, что у него идиосинкразия к девственницам!
— Это представляет для тебя проблему?
Неприятный смех Говарда вызвал у Кристины ощущение смутного беспокойства.
— Могло бы, если бы я не знал наверняка.
— Знал? — По всей видимости, ей полагалось понимать, что именно означает это загадочное замечание.
Не доверяя своей выдержке, Говард ничего не ответил. Больше всего его поразило невинное удивление Кристины. Ничего себе девственница!.. Да у нее, наверное, любовников было даже больше, чем… Чем у кого? — спросил его ехидный внутренний голос. Может быть, чем было любовниц у тебя?
Нет, возразил себе Говард, дело здесь не в моем двойном стандарте, а в ее наглой лжи. Черт побери, он вовсе не такой уж фанатичный пуританин и мог бы проглотить любую ложь — но выдавать себя за девственницу!
Это просто отвратительно!
Возможно, некоторые из ее любовников находили добавочное удовольствие в том, что представляли себя соблазняющими девственницу, но его это не прельщало.
Кристина смотрела, как он поднимает с пола рубашку, двигаясь со звериной грацией, привлекательный даже в своей злости.
— Что ты делаешь?
— Ухожу. — Да и вообще ему не стоило сюда приходить.
— Что? — Тревожные колокола внезапно зазвонили во всю мощь.
— Ты меня прекрасно слышала.
Эта неожиданная и совершенно необъяснимая холодность подействовала на нее как пощечина. Пораженная силой и внезапностью происшедшей в нем перемены Кристина попыталась было подняться, но соскользнувшая на руки блузка мешала движениям. Торопливо сбросив ее, она села вся дрожа. Тело нестерпимо ныло от неудовлетворенного желания.
Разве об этом она мечтала: сидеть вот так и наблюдать за тем, как он уходит, делая вид, будто ничего не произошло? Это было оскорбительнее всего.
— Ты не можешь просто так взять и уйти! — закричала она.
Черт с ней, с гордостью, боль была слишком велика!
— Посмотрим.
Кристину захлестнула волна возмущения.
— Но в чем моя вина? Только в том, что я девственница? — Однако, заглянув в его глаза, Кристина не увидела в них улыбки, а только жгучее презрение, абсолютно неадекватное ситуации… Если только отсутствие сексуального опыта не было в его глазах чем-то порочащим ее.
— Бога ради, Кристина, перестань разыгрывать из себя святую невинность! — рявкнул он. — Я знаю о твоем ребенке!
