— Да что вы говорите?! В перерывах между занятиями иностранными языками, антропологией и прочими предметами у вас достаточно свободного времени, не так ли?
Сердце Элис сжалось. Должно быть, Бартон поинтересовался ее учебной карточкой. А может, и личным делом? Хорошо, если это лишь простое любопытство, а что, если он решил копнуть глубже?
— Я имею в виду не сами занятия в университете, — продолжал Бартон тоном, каким, вероятно, разговаривал с нерадивыми студентами, — подчеркнуто холодно и с ноткой сарказма. — Я имею в виду ваше творчество, ведь именно в этом и заключается причина вашего пребывания здесь. Насколько мне известно, вы должны подготовить свой первый роман к публикации. Если вы с головой загружаете себя учебой, у вас практически не остается времени для работы над рукописью. И не пытайтесь убедить меня, что вы в состоянии писать роман урывками. Творческая работа требует постоянного и напряженного труда.
— Лучше всего мне работается ночью, — не сдавалась Элис, ненавидя себя за ложь.
— В таком случае вам следует больше отдыхать днем. — Проницательные глаза Фрэнка буквально сверлили ее. — Кстати, а в какое конкретно время по ночам вы работаете? Я ложусь очень поздно и что-то не слышал, чтобы вы печатали.
— Мне нравится писать от руки, — поспешно проговорила Элис.
— О, вы, вероятно, не столько пишете, сколько редактируете, — задумчиво заметил Фрэнк.
— Я еще полностью не вошла в привычный ритм работы.
— Не вошли? Но ведь прошло уже несколько недель с тех пор, как вы здесь. Насколько мне известно, писатели не могут долго не работать, в противном случае они просто теряют кураж. Вы определили себе какие-нибудь сроки? Или у вас сейчас творческая пауза?
— Нечто в этом роде. Я переживаю период адаптации.
— Худшее, что можно придумать в этой ситуации, — нагружать себя чем-то другим, отвлекающим от основного дела.
Да, следовало бы сразу понять, что сочувствие Бартона будет подкреплено подобной логикой.
— Спасибо за совет, но, я думаю, все как-нибудь наладится, — ответила Элис, пряча глаза и в душе надеясь, что Стелла строчит сейчас свой роман как сумасшедшая и не подведет.
— В переводе на нормальный язык это означает, что вы собираетесь и дальше игнорировать свои проблемы в надежде, что со временем они разрешатся сами собой. — В профессорском тоне сквозило неодобрение.
— По крайней мере, одну из проблем, — многозначительно заметила она. — Кажется, у всех преподавателей одно и то же профессиональное заболевание — они буквально умирают от желания поучать всех подряд. Но я была уверена, что ваша специализация — политология, а не литература.
— В основе любой политики лежит поведение людей, весь комплекс отношений, которые они создают для подкрепления своих убеждений. В конечном счете, это и позволяет получить власть над другими. С этой точки зрения, ловко уйдя от ответа на мой вопрос, вы поступили, как политик. Итак, вы презираете меня за то, что я живу в роскошно, на ваш взгляд, обставленной квартире?
— Нет, за то, что вы собой представляете, — без обиняков выложила девушка, радуясь возможности уйти от разговора о своем «творчестве».
— И что же, по-вашему, я собой представляю?
— Вы, несомненно, умны, сильны, абсолютно независимы и безгранично самоуверенны.
Она с удовольствием перечислила бы и другие раздражающие ее качества мистера Бартона, но почему-то воздержалась.
В глазах Фрэнка мелькнули лукавые искорки.
— По-моему, вы забыли добавить «красивы», — улыбнулся он.
— Ничего я не забыла, просто так не считаю, — буркнула Элис.
— Тогда почему вы пожирали меня глазами, увидев полуобнаженным?
Девушка почувствовала, что краснеет. Конечно, глупо спорить и все отрицать. Собравшись с духом, она храбро выпалила:
— Ну и что? У вас действительно красивая фигура. А я, как вы выразились, «пожирала вас глазами» вовсе не потому. Я просто растерялась….
Она осмелела еще больше:
— Фигура-то божественная, а лицо… Вы постоянно хмуритесь, и к сорока годам оно будет испещрено морщинами…
— Что ж, спасибо. По крайней мере, красивое тело куда лучше, чем смазливая мордашка, — съехидничал Фрэнк.
— Видимо, поэтому вы и не женаты? — Элис поймала себя на мысли, что ей доставляет удовольствие говорить колкости этому непонятному для нее человеку. — Вы живете один, потому что боитесь, как бы хорошенькое женское личико не отвлекло вас от самосозерцания.
— Это что, обвинение в нарциссизме? А может, в совсем уж порочном «изме»?
Фрэнк расхохотался, наблюдая за тем, как краска смущения заливает щеки девушки. Его смех, как, впрочем, и голос, звучал неожиданно мягко. И как бы Элис ни хотела, но была вынуждена признать, что Фрэнк Бартон чертовски привлекателен.
— Нет, милая, вы не правы, говоря о моей полной независимости, — посерьезнел профессор. — К сожалению, есть обстоятельства, которые выше меня. Кстати, я был женат.
Его слова о зависимости прозвучали интригующе. Интересно, что он имел в виду? Может, интимные отношения для него всего лишь утомительная физиологическая обязанность? Почувствовал это и развелся?
Она с трудом подавила любопытство.
— А знаете, я вряд ли справлюсь со всем этим один, — указал Фрэнк на уже почти готовый ужин.
— Приглашаете составить вам компанию? — растерялась Элис.
— Сдается мне, что именно этого вы и хотели, не так ли? — сухо заметил он. — Когда я обнаружил, что здесь более чем достаточно даже для двоих…
— Не правда, я вовсе не собиралась напрашиваться на ужин, — перебила Элис, разозлившись, что он превратно истолковал ее визит. — По моему мнению, у крупного мужчины должен быть соответствующий аппетит. У меня нет привычки прибегать к хитростям, чтобы привлечь к себе внимание.
— Вы что же, отказываетесь от приглашения?
Похоже, Бартон лишь дразнит ее. Пока Элис лихорадочно подыскивала достойный ответ, из ее квартиры отчетливо донесся громкий детский плач. Резко повернув голову, Фрэнк внимательно прислушался.
Девушка напряглась словно струна.
— О, уже поздно. — Она посмотрела на часы и заторопилась. — Спасибо, что позволили воспользоваться телефоном. Мне нужно бежать, мой собственный ужин, наверное, давно сгорел на плите.
С этими словами Элис попятилась к двери.
— Что это было?
— Что именно? — В этот момент снова послышался плач. — Ой, кажется, я забыла выключить радио, какая досада!
Элис изобразила виноватую улыбку, но в ту же секунду плач превратился в требовательный вопль. Только не теперь, Ник, взмолилась про себя девушка, продолжая с вымученной улыбкой пятиться к двери.
