Безумная. И на что я надеялась? В следующий раз необходимо подготовиться лучше, принять во внимание все мелочи и детали, продумать маскировку.
Я ловлю его взгляд. Вернее он ловит меня. Сканирует, прошивает насквозь, добирается до спинного мозга.
Судорожно поджимаю губы. Следующего раза не будет. Никогда.
Адам не позволит. Не даст мне уйти.
— Это заводит, — вдруг произносит мужчина.
— Что? — мой голос срывается. — Загонять добычу в угол? Преследовать? Отрезать пути к отступлению?
— Нет, — звериный оскал как будто смягчается. — Твой ум.
Отказываюсь верить в то, что он действительно это говорит.
Ум? Серьезно? Словно была возможность оценить мои интеллектуальные способности. Чушь. Ничего подобного.
— Тебя интересует только секс, — выдаю судорожно.
А потом понимаю: это далеко не так. Секс он мог получить в любом месте. Редкая девушка сумела бы отказать, устоять от искушения. Да и в деловых связях моего отца вряд ли отмечается особенная ценность. Наверняка, есть более влиятельные семьи.
Тогда в чем суть? Где смысл? Неужели я ему и правда понравилась? Притянула? Запала в душу?
Боже. Я не уверена, есть ли у него душа.
— Ты знаешь, что нет, — ровно произносит Адам, не отводя от меня глаз, создавая полное впечатление того, будто проникает глубоко в потаенные мысли.
— Хватит создавать красивые миражи, — произношу тихо, чуть дышу от волнения. — Ты трахаешь меня как последнюю шлюху. Каждый раз оказывается только хлеще того, что произошло между нами тогда. Внизу. В подвале. И я не спорю, ты отличный любовник. Но таких отношений мало для создания семьи. Я не готова связать жизнь с тем, о ком ничего неизвестно.
— Забавно, — кривая ухмылка гаснет.
— Что? — спрашиваю с долей истеричности. — Что такого забавного?
— Ты так близко подобралась к правде, — замечает с обманчивой мягкостью. — Но все равно не понимаешь главное.
— Объясни, — требую глухо. — Тебе нужны деньги? Связи? В чем смысл шантажировать моего отца? Устраивать весь этот фарс? Фальшивое бракосочетание?
Адам подхватывает меня на руки, перебрасывает через плечо, точно тряпичную куклу, и относит в комнату, бросает поперек кровати.
Разговор окончен. Между нами и без того прозвучало слишком много реплик.
— Нет! — восклицаю яростно. — Так дело не пойдет. Мы поговорим. Хоть раз, но поговорим. Нормально. Без твоих проклятых трюков.
Матрас пружинит под тяжестью его веса, а в следующий миг трещит моя блузка, раздираемая огромной ладонью.
— Отлично, — заявляю ядовито, цепляюсь за его руку, царапая кожу до крови. — Будешь насиловать?
— Только если сама попросишь, — заключает насмешливо.
А после обхватывает меня за плечи и переворачивает на живот, ставит на колени, вынуждает принять унизительную позу покорности. Шлепает ладонью по заду, принуждая буквально подскочить.
Одна секунда — раздается треск моих джинсов. По швам ткань расходится. Жесткий материал ранит кожу.
— Начнем разговор, — чеканит Адам, раздирая кружевное нижнее белье, отбрасывает клочки подальше, оголяет плоть.
12
— Я бы предпочла общаться в одежде, — выдаю сдавленно, четко ощущаю надвигающуюся угрозу, вжимаюсь в матрас, пробуя увильнуть, ускользнуть. — Нет!
Мой вскрик сливается воедино с жестким шлепком по ягодице.
— Зачем нам лишние формальности? — небрежно интересуется Адам, поглаживая меня там, где его крупная ладонь наверняка оставила выразительный алый след.
— Одежда — не формальность, — замечаю и тут же прикусываю нижнюю губу, сдерживая унизительный вопль.
Второй шлепок ощущается еще сильнее. И горячее. Черт, я чувствую не только боль. Совсем не боль, если честно. Сама поза возбуждает и доводит до предела. Теперь и на другой ягодице зияет красноречивая отметина. А низ живота обдает кипятком.
Это ненормально. Извращенно. Я не должна так реагировать.
Что он творит? Как? Откуда у него пугающая власть над моим телом? Откуда этот подавляющий любой бунт контроль? Чистое безумие, ничем не замутненное.
— Ты правда хочешь обсудить именно этот вопрос? — вкрадчивая ремарка, насмешливая, пожалуй даже издевательская. — Признаю откровенно, без одежды смотришься гораздо лучше. Особенно если мы наедине.
— Ты… больной, — роняю судорожно. — Извращенец!
— Согласен, — произносит обманчиво мягко, опять поглаживает меня, будто пытается смягчить собственную вину. — Я предпочитаю обнажать истину. Никогда не скрываю правду.
— Ложь, — жадно ловлю воздух ртом. — Ты скрываешь абсолютно все и всегда. От тебя невозможно добиться ни слова правды. Каждый шаг как часть гребаной манипуляции. Расслабиться нереально. Доверять тоже. Защищен покруче Форт-Нокс.
— Я никогда не смогу тебе солгать, — заявляет ровно. — Даже не стану пробовать.
Новый шлепок принуждает подпрыгнуть, крепче сжать бедра и выгнуть спину. Рефлекс, который никак не способна утаить, проконтролировать. Проклятье, теряю власть над собой. Зато он обретает. Властвует безраздельно.
— Раз ты не желаешь задавать новые вопросы, придется отвечать на старые, — его голос пропитан притворным разочарованием.
Долбаный актер. Но играет он безупречно, не могу не признать очевидное. Не могу укрыться и сбежать от реальности.
— Деньги меня слабо волнуют, — продолжает спокойно и без тени эмоций, при этом его ладонь опять впечатывается в меня пониже поясницы, заставляет подскочить. — Власть тоже далеко не главное. Связи? Положение в обществе? Все это лишь побочный эффект на пути достижения основной цели.
— И в чем, — нервно облизываю пересохшие губы. — В чем тогда заключается твоя основная цель?
— Тот, кто жаждет денег, вкалывает ради материальных благ или продвижения по ступеням социальной лестницы, рано или поздно потеряет все, — его жаркий шепот обжигает мой затылок. — Сражаться нужно только ради идеи.
— А ты романтик, — буквально выплевываю, очень стараюсь придать этому красивому слову оттенок ругательства.
— Даже не представляешь какой, — ответ без иронии.
— Любишь строить воздушные замки?
— Люблю побеждать.
Очередной шлепок не приходится долго ждать.
Ублюдок. Даже наказание умудряется обернуть в наслаждение, переплетает боль и удовольствие в единую цепь, что моментально обвивается вокруг горла. Он мастер. Всегда и во всем. Знает толк в том, как затягивать поводок на шее. Строгий ошейник. Хватка на смерть. Никаких полумер.
— Идея, — выдыхаю, комкая покрывало в руках. — Очень размытое понятие. Ты больше путаешь, чем объясняешь.
Ладонь безжалостно врезается в мою задницу. Снова и снова. Всхлипываю, отчаянно надеюсь сбежать от собственных противоречивых ощущений.
Выходит паршиво. Нет. Не выходит. Вообще. Взвываю. Прогибаюсь сильнее. И увы, не испытываю ничего неприятного. Наоборот. Завожусь от подобного обращения.
Черт. Я сама та еще извращенка. Кайфую от унижения. От каждого шлепка погружаюсь глубже в экстаз. Утопаю, увязаю глубже и глубже.
Проклятье. Дело не в боли. Не во мне. Исключительно в нем. Этот гад виртуозно порабощает одним своим присутствием.
Единственный. Неповторимый. Сволочь. Почему я так хочу его? Извиваюсь как последняя шлюха, едва удерживаю стоны в груди. Покрываюсь липкой испариной. Опускаюсь ниже, в бездну, в пропасть запретных чувств.
— Поясню доступнее.
Его зубы смыкаются на моем горле. Сзади. Совсем слегка. Но это как разряд тока под кожу. Напряжение выдирает душу изнутри, вытрясает остатки разума, сотрясает.
— Моя идея — мир вокруг члена вертеть.
Его колено резко вбивается между бедрами, заставляет шире раздвинуть ноги. Шлепки возобновляются. Жестче. Еще и еще. Звонкий звук. Порочный. Безжалостные удары дразнят и жалят. Заводят. Возбуждают.
— А ты, — прижимается сзади, позволяет оценить каменную эрекцию, мощную и до жути раскаленную, даже сквозь плотную ткань его брюк. — Можешь быть за мной.
