Свет переключился, зажглась зеленая стрелка, разрешающая поворот, и Андрей уже видел перед собой дом с амурами. Они были такие, как всегда, — голые, крылатые, пузатые и нахально целились в него. «Глядите у меня, пострелы», — мысленно предупредил он маленьких нахалов.
Он поставил машину и открыл дверь антикварной лавки. Запах свежести и тонкий аромат трубочного табака были прежними, всегдашними, и он почувствовал себя легко и спокойно. Вот место, где ему хорошо — среди коллекционного фарфора из Франции, Германии, Англии. Блеск стеклянных вещиц фирмы Сваровски из Австрии вселял в него какую-то особенную энергию, а от старинной белой супницы, которая никак не дождется своего покупателя, сделанной в прошлом веке у Гарднера, веяло домашним покоем.
В общем-то, так и должно быть. Этот магазин Андрей и его приятели открыли для души, не ожидая быстрых денег. Просто обстоятельства сложились в их пользу. В прошлой жизни они работали в одной известной газете, которая акционировалась, им перепало приличное количество бумаг, про которые они и думать забыли, что они на самом деле ценные, эти бумаги. Ничего не ждали особенного от них, может, и не дождались бы, если бы газету внезапно не захотели купить другие. Оказалось, коллеги давно спустили свои акции по дешевке, остались только у них с Олегом, или проще — Рыжим, но без них не получалось контрольного пакета! Потому их бумаги пошли по запредельной иене. Если честно, то в какой-то момент Рыжий хотел сдаться на меньшие деньги, опасаясь, что их просто пристрелят, если они будут упираться, но Андрей, проработав довольно долго собкором за рубежом, удержал его от торопливого шага.
— Ты, Рыжий, пойми одну вещь: они сейчас у нас на крючке. Если нас шлепнут, они не получат эти акции, а нарвутся на крутые разборки. Поверь мне.
Рыжий смотрел на него теми янтарными глазами, заглянув в которые женщины тотчас падали к нему в постель, как перезрелые груши, и сказал:
— Если меня шлепнут, ты будешь содержать всех моих детей и жену.
— Дорогой мой многодетный отец. Если хочешь, чтобы твои дети стали богатыми людьми, послушай меня: мы срубим столько баксов, что сам удивишься. Надо просто провернуть одно дельце.
Он был прав. Их купили по той цене, которую они с Рыжим назвали.
Рыжий не мог поверить в это несколько дней, он даже запил на даче, чего никогда с ним прежде не случалось, и Андрею пришлось выводить его из штопора.
Потом они открыли свое дело. Точнее — два. Часть денег вложили в магазин, а оставшиеся — в консультационный пункт для бывших коллег. Они собирали «особую» информацию и продавали покупателям — журналистам, которые писали лихие разоблачительные статьи.
И надо же такому случиться — на самом финише одного очень долгого и измотавшего их вконец дела вляпалась Ирина Свиридова.
Андрей поморщился и шумно вздохнул, ощутив сильное сердцебиение. Он не стал докапываться до истинной причины такого поведения своего кровяного насоса и, пробегая мимо девушки, стоявшей возле полки с современным немецким фарфором, украшенным точно выписанными фигурками диких животных, сказал:
— Привет, золотко! — Милые чашечки и блюдца хорошо расходились, в отличие от дорогого английского Веджвуда. — Как дела? Кто сегодня в фаворе — свинки или зайчики?
— Представляете, Андрей, сегодня все навалились на зайцев. — Она скривила губы. — Что их так разбирает, не пойму.
— Наверное, ночью крутили рекламу «Плейбоя», он ведь их символ. — Андрей подмигнул ей. — Всем хватает?
— Да, о да! — К ним подплыла роскошная девушка с длинными по пояс светлыми волосами. — Но сегодня купили и кое-что подороже зайцев с поросятами. У меня… — Она многозначительно посмотрела на Андрея.
Он решил подыграть, раз ей этого хотелось.
— Я могу его понять.
— Откуда ты знаешь, что это «он»?
— Только не говори мне, что твои покупатели — дамы. Я тебя не для них нанимал. — Он махнул рукой.
— Да, конечно, нет. Они смотрят на нее издали… — вступила в привычную игру ее коллега.
Андрей улыбался, испытывая настоящее удовольствие: он угадал, нанимая этих девушек, в магазине нормальная атмосфера — каждая из них точно знает, для кого ее наняли.
— Что он купил?
— Копию одной вещицы 1765 года…
— Блестящая копия, — согласился Андрей. — У мужчины есть вкус.
— Точно. — Она восхищенно улыбнулась. — Он был в туфлях из крокодиловой кожи.
— Тогда «Кабан в схватке с собаками» ему просто необходим.
Они засмеялись.
Андрей прошелся по залу, в который раз рассматривая выставленные вещицы, они радовали глаз и грели сердце. Больше всего ему нравился костяной фарфор. Специалисты называют его компромиссом между твердым и мягким фарфором. Может, они и правы, но он ему нравился, очень. Конечно, его открыли англичане, кто, кроме них, мог додуматься? В середине XVIII века начали его производить по-настоящему.
— Андрей, я захотела вникнуть, — начала длинноволосая блондинка, — чем все же отличается твердый фарфор?
— Твердостью, милая, — засмеялся Андрей. — Все твердое надежнее нетвердого.
— Но иногда мягкость способна победить. — Она многозначительно улыбнулась. Но Андрей решил ответить на ее вопрос вполне серьезно. Знания не отяготят ее.
— Он содержит два исходных материала — каолин, то есть чистую глину, и полевой шпат, а мягкий фарфор состоит из смесей стекловидных веществ, в них есть песок или кремень, селитра, морская соль, сода, квасцы и толченый алебастр. Костяной фарфор кроме каолина и полевого шпата содержит фосфат извести из пережженной кости, которая способствует более легкой плавке…
Девушка слушала с выражением ученого кота, оно ей очень шло.
— Ты все поняла?
— Да, потому что некоторые доки пристают с профессиональными вопросами.
— Могли бы и с другими, — хмыкнул он.
— На те я и сама могу ответить.
— Ни секунды не сомневаюсь! — Он совершенно искренне улыбнулся.
О фарфоре Андрей мог думать часами, он увлекал его из реальности в прошлое. Наверное, это у него в крови — по преданиям, его прадед был художником по фарфору. Англичанин Френсис Гарднер в середине XVIII века под Москвой, в Вербилках, основал завод. Там делались вещи, достойные царского двора, — столовая посуда, расписанная в серо-зеленых и светло-зеленых тонах, в сочетании с красным или светло-желтым.
Андрей, осматривая привычные для глаза витрины, сегодня пытался увидеть их как-то иначе, другими глазами, если говорить точнее. Он вдруг понял чьими.
Ее глазами. Интересно, как бы ей понравилась вот эта тарелка, сделанная в Вене, повторяющая известную картину Рубенса? Он хмыкнул, почти вслух. Эти дамы с младенцами покажутся ей очень толстыми. Наверняка.
