— А вот в Японии, например, икра морских ежей считается деликатесом, так же как черная и красная икра в России, — сказала Дженна, взглянув на спутника.
— Но мы не в Японии.
— А где же твоя страсть к приключениям и острым ощущениям?
— На дне моря, там, где, как ты сказала, покоятся твои мозги.
— Так, значит, мы останемся без супа из морских ежей?
— Даже и не мечтай.
— Ну а что ты скажешь насчет ежей в сыром виде?
— А что ты скажешь насчет песка в сыром виде, — в тон ей ответил Рейвен.
— Орлы любят есть ежей, — вспомнила Дженна. Однажды она видела, как старый полысевший орел взгромоздился на бревно и с очевидным удовольствием поедал морского ежа.
— Мой тотем не орел, а ворон.
Насмешливый огонек исчез из глаз Дженны. Теперь они горели огнем гораздо более сильного любопытства. Ей очень хотелось, нет, было необходимо, узнать все о Рейвене.
— Расскажи, пожалуйста.
— Племя было разделено на две группы: Орлы и Вороны, — начал объяснять он. — Моя мать принадлежала группе Воронов, поэтому и я — Ворон.
— У вас было матриархальное общество?
— В некоторой степени, — криво улыбнулся Рейвен. — Мой отец был рыбаком, шотландцем по имени Карл, поэтому я — Карлсон Рейвен [2]. Едва закончился период ловли лосося, как отец тут же покинул наши края.
— А он знал, что мать беременна? — Дженна понимала, что не слишком тактично задавать подобный вопрос, но остановиться уже не могла, ее слишком интересовало все, что касалось Рейвена.
— Не думаю. Впрочем, даже если бы он и догадался, вряд ли что-нибудь изменилось. — Рейвен помолчал, а затем тихо добавил: — Он познакомился с матерью в одном из местных баров. Она бывала там довольно часто, хотя у нее никогда не хватало денег, чтобы купить столько выпивки, сколько она хотела.
Серебристая пелена навернулась на глаза Дженны. Она вспомнила о собственной дружной семье, об отце, который очень любил детей и гордился ими. Рейвена не согревала отцовская любовь. Судьба лишила его теплого домашнего очага.
— Как это несправедливо, — прошептала девушка. — Любой мужчина отдал бы все, чтобы иметь такого сына, как ты, а женщина гордилась бы тем, что родила подобного богатыря.
— Это не совсем так. Я — индеец. Может быть здесь это не играет особой роли, но очень важно в большом мире.
Дженна начала было возражать, но остановилась. Рейвен сказал правду. Она была слишком реалисткой, чтобы отрицать очевидное, хотя эта правда ей не нравилась. Даже была ненавистна. Она ненавидела настолько сильно, что ее глаза потемнели почти до того же цвета, что и у него. Мысль о Рейвене, выросшим без любящей семьи, а затем притесняемом в мире взрослых людей, настолько рассердила Дженну, что ее затрясло от подавляемых эмоций.
— Я вижу тебя по-другому, — отчетливо проговорила она. — Ты, Карлсон Рейвен, — человек. Самый интересный человек из всех, с кем мне доводилось встречаться. И для меня это не измениться ни в этой бухте, ни на обратной стороне Луны. Мне очень больно думать, что ты вырос без любви и что никого нет рядом, кто мог бы оценить, каким ты стал.
Голос девушки дрогнул. Быстро отвернувшись, она выпустила морского ежа и постаралась незаметно смахнуть рукавом толстого свитера, впитавшего запах и моря и своего хозяина, катившиеся по щекам слезы.
— Дженна… — сказал Рейвен глухо.
Он приподнял ее лицо за подбородок и только тут заметил подозрительно блестевшие серо-зеленые глаза. И не произнося ни слова, вдруг наклонился и слегка коснулся губами опущенных век с пушистыми влажными ресницами. Он с трудом сдерживался, чтобы не покрыть горячими поцелуями нежное лицо.
— Ну что ты, не надо так расстраиваться. Мое детство нельзя назвать несчастливым. У нас вообще принято, что воспитание подрастающего поколения — удел матери и ее родственников. Я, например, жил у своего дяди.
— А почему не с матерью? — спросила Дженна, внутренне осуждая себя за чрезмерное любопытство.
— Когда мне исполнилось шесть лет, она уже не могла позаботиться о себе, не говоря обо мне. Мать слишком увлекалась спиртным, страшное пристрастие отнимало практически все время. Оно погубило ее здоровье и в конце концов отняло жизнь… — Рейвен на мгновение замолчал, но затем продолжил: — Я воспитывался в семье ее брата, сильного, трудолюбивого и очень доброго человека. Летом он занимался рыбной ловлей, а зимой делал различные сувениры из дерева и кожи.
Дженна смотрела в черные глаза, которые манили, слышала завораживающий голос, и навязчивое чувство не оставляло ее. Хотелось броситься Рейвену в объятия и умолять, умолять, умолять его, чтобы он увидел наконец в ней женщину. Но она прекрасно сознавала, что ее желание — полное безумие. Разве Дженна могла заинтересовать такого богатыря? Ведь Рейвен дал ясно понять, что его привлекают хрупкие белокурые леди, предпочитающие изящные шелковые шарфики…
Девушка отвернулась, устремив грустный взгляд в море, волны которого снова приобрели темный зловещий оттенок.
— Когда ожидается очередной натиск бури? — спросила она, пытаясь отвлечься от безрадостных мыслей.
Рейвен взглянул на небо и нахмурился. Густая сине-черная масса облаков надвигалась с севера, подгоняемая крепчавшим ветром.
— Черт возьми! Да мы едва успеем добраться до яхты, как начнется буря. И о чем только я думал?!
— Значит, мы не успеем собрать для ужина устриц? — сожалением протянула Дженна.
— Нет, почему же. Я останусь на берегу, а ты вернешься в каюту и будешь ждать меня.
— А как же ты?
— Не беспокойся. Прогулка во время ненастья напомнит мне о том, как опасно забывать о переменчивом, непредсказуемом нраве природы, — успокоил ее Рейвен, а про себя подумал: заодно охладится и мое воображение, которое слишком разгорячили женские бедра, обтянутые тугими джинсами. Да, девушка выглядит весьма сексуально, когда наклоняется, чтобы поднять камушек или раковину.
— Да, но ты же вымокнешь.
— Ну и что? Я повешу одежду сушиться, а сам заберусь в спальный мешок.
— Нет. — Дженна решительно замотала головой. — Лучше я завернусь в простыню, а тебе отдам рубашку и свитер.
Несмотря на то, что Рейвен заставлял себя думать о девушке только как о друге или сестре, он не смог отказать себе в удовольствии, представив ее в темно-синей простыне, обернутой вокруг стройного тела…
Дженна не заметила чувственной улыбки, скользнувшей по его губам, потому что уже направлялась к яхте.
Рейвен же, наблюдая за удалявшейся фигуркой, вынужден был признаться, что больше всего на свете желал бы сейчас изучить каждый кусочек ее изящной спины и округлых атласных ягодиц с помощью языка, губ и рук. Он почему-то считал, что Дженна подарит ему необыкновенные ощущения. Ее плоть, нежная, горячая, пьянящая, обещает неземное блаженство…
