— Ладно, мама, не горюй,— сказала Настя. — Я недалеко буду. В случае чего приеду — выберу времечко... А тебе люди всегда помогут — и огородное убрать, и в случае, если заболеешь.
Почти всю ночь не могла уснуть Настя. Все думала и думала, взвешивала все. Сомнения опять тревожили сердце. Может, остаться дома, жить тихо, смирно, передать лихолетье?.. А как люди? Что они подумают? Тот же Филимонов? Ведь решила — и поворота назад нет. Полыхает война, а она в сторонку, в укромный уголок? Нет, не может Настя Усачева сидеть под крылышком у матери. Не может! Должна пойти, куда позовут. Должна.
Глава пятая
— Подпольный райком принял решение направить тебя, Анастасия Ивановна, для работы в город Острогожск,— сказал Филимонов, встретив ее на том же месте, где они встречались первый раз. — Согласна?
— Да, я согласна,— ответила Настя.
— А родственники есть в Острогожске?
— Двоюродная сестра Надя. Вернее, жила. Сейчас не знаю, проживает ли там
она. Муж на фронте. Дом — на Ильинской улице.
— Вот и остановишься у сестры на первое время.
— А что буду делать в райцентре?
—Выполнять задания подпольного райкома партии. Старайся почаще попадаться на глаза этому офицеру, который приглашал работать переводчицей. Фамилия его — Брунс, видная фигура в жандармерии. Оккупационные власти поручили Брунсу вести борьбу с партизанами, диверсионными группами и всеми теми, кто препятствует фашистам устанавливать новый порядок. Постарайся к Брунсу устроиться на работу.
— А если не пригласит?
— Тогда в другом месте устроишься. Знание немецкого языка поможет тебе. Со мной будешь поддерживать связь через человека в определенное время. Через пароль, конечно. От него получишь инструкции и задания. — Степан Павлович замолчал, обдумывая, что еще сказать. Затем добавил: — Нужна осторожность. Постепенно, без нажима втирайся в доверие. Фашисты стали теперь исключительно подозрительны. Провалы на фронте, активность партизан и подпольщиков постоянно настораживают оккупантов. Даже в продажных прислужниках они подозревают потенциальных врагов. Так что посылаем тебя, Анастасия, на опасное и особенно ответственное задание.
— Я готова. Мне все равно...
— Что случилось?
Настя, потупив голову, молчала. Она не знала, что сказать Филимонову; на душе было горько, неспокойно. Помолчав, сказала правду:
— Муж погиб, Федор. Только вчера узнала об этом.
— Почему только вчера? — спросил он.
И она рассказала все, о чем сообщил ей Блинов.
— Значит, пришел из плена этот Гешка? — переспросил Филимонов. — Был в лагерях? Тут что-то непонятное. Загадочное. И сохранил бумажник? Интересно. Хотелось бы повидать этого Гешку.
— Без ноги он, на костылях. Инвалид.
— Так, так. Отпустили, значит. Пойми, Настя, они так просто не отпускают. Ну, в общем, проверим этого Гешку.
Районный городок Острогожск основан около двухсот лет назад по указу императрицы Екатерины, небольшой, очень тихий городишко. До революции большая часть горожан занималась торговлей и промыслами. Купцы скупали у крестьян лен, шерсть, шкуры, торговали различными товарами. Промышленности почти не было. Только после революции открылись фанерная и трикотажная фабрики.
Лишь центральная часть городка была каменной. Дома старые, приземистые, с толстыми стенами. Обычно верхние этажи жилые, а в нижних располагались магазины и различные служебные помещения. Деревянная часть города вся утопала в зелени. Почти у всех были свои огороды и сады, острогожцы держали коров и другую живность. Когда пришла война, обычная жизнь горожан нарушилась: многие эвакуировались в глубокий тыл, а те, кто остался, затихли. Все тут как бы притаилось в тягостном ожидании. Только в центре городка было оживленно: с ревом проносились автомашины и мотоциклы, печатали строевой шаг солдаты. Лучшие дома теперь были заняты под различные службы немецкой администрации, солдатней. Магазины бездействовали: нечем было торговать. Лишь по воскресным дням на базарной площади открывалась «толкучка», куда приходили люди, чтобы выменять на барахло краюху хлеба или стакан махорки.
Настя пришла в Острогожск во второй половине дня, когда солнце уже клонилось к закату. По центральной улице сновали немецкие солдаты и офицеры. Повсюду слышалась немецкая речь. Прошла на Ильинскую. На первый взгляд почти ничего не изменилось — те же дома, заборы и палисадники. Возле дома Надежды Поликарповой громоздилась куча мусора, поодаль валялась опрокинутая вверх колесами телега. Улица была пустынной, точно в полудреме, еле дышала.
Дом Поликарповых, обшитый тесом, уже почерневший от времени, стоял в некотором углублении, перед домом — просторный палисадник с двумя клумбами, на которых некогда буйно цвели георгины и гладиолусы. Сейчас же клумбы заросли травой. На передней части палисадника, раздавшись могучими кронами, стояли три старые липы. Тут же росла рябина. Все это создавало впечатление уюта, тишины и покоя.
Настя постучала в калитку. На стук никто не ответил. «А что если Надежду угнали в Германию? — подумала она. — А ребенок? С кем тогда осталась пятилетняя Ирочка? Могло случиться так, что и с ребенком отправили. А может быть, в огороде хозяйка?» И Настя направилась в огород. Она шла словно по коридору: возле заборчика плотной стеной разрослись густые ветви хмеля. В огороде тоже никого не было, на грядках — капуста, морковь, свекла, значительная полоса отведена под картофель, с краю часть была выкопана. «Значит, в доме живут»,— решила Настя и направилась к соседям узнать, куда ушла Надежда.
Из соседнего дома вышла сухонькая старушка. Приложив ладонь к уху, она терпеливо выслушала Настю и глухим, придавленным голосом изрекла:
— Посадили Надюху. С неделю как посадили.
— Кто посадил? — прокричала в ухо старушке Настя, хотя уже и догадывалась, кто посадил Надежду.
— Знамо кто. Они, бонапарты окаянные.
— Фашисты?
— Они,— опять ответила бабка. — А девчонку увезли в деревню.
— А кто в доме теперь живет?
— А никто. Пустой дом. Ключ у меня. А ты кем ей будешь?
Настя ответила. Бабка пристально и с подозрением посмотрела на незнакомку, видать, сразу не поверила, что Настя двоюродная сестра Надежде, потом вспомнила, признала:
— Так Усачева ты? Из Городца?
— Усачева,— ответила Настя.
— Что, к ней, к Надежде-то, жить приехала?
— Хотела остановиться. Только что из деревни, хочу устроиться в городе.
— В городе?
— Ага.
— Худо в городе. В деревне-то лучше, спокойней. Ну, раз решила тут жить, ключ отдам. Только спроведай Надежду-то. Может, отпустят.
