надо было, а как-то иначе…
— Все сказала? Во-первых, я не нежить, а добрый дух!
— Ну ладно, тебе, не обижайся.
— А во вторых, некогда нам с тобой по лесам шастать. Оно само тут шастает уже. Даже мне ночью жутко было.
— Домовой? А имя у тебя есть?
— Ну наконец, то! Я думала, не спросишь…. Василий я.
— Вероника!
— Да знаю я, дур, ой……прости. Хозяюшка
— Вась, а ты сказал шастает тут что-то, что?
— Точно не ведаю, но точно не доброе, плохое. Воет страшно, зубами клацает, в дом не проберется, не под силу никому пробить став умирающей ведьмы. Я потому и говорю, приезжай сюда со всеми манатками.
— Мамочка, а как же она будет?
— Не думаешь ли ты, что она себя защитить не сможет? Она тоже знахарка не слабая.
— Так у нее ж нет силы, Вась.
— Много ты знаешь, что у нее есть, а чего нету. Не переживай, говорю за Настьку! Только предупреди, что тута жить будешь. И все! А теперь езжай! Эх, с голодухи подохнешь с такой хозяюшкой…
Я вернулась в дом через четыре часа с уверенностью, что все случившееся — лишь сон. Тем не менее, в деревне был другой воздух, легче дышалось, и я решила, была не была! Несколько дней поживу тут, соберусь с мыслями. Вытащив из такси чемодан, переноску с Лютиком и ноут, я направилась к двери. В доме пахло блинами, и казалось, что бабушка здесь, протяни руку — обнимешь, услышишь родной голос.
За столом, накрытом невесть откуда взявшейся скатертью, с затрапезным видом сидел Василий.
— А я решила, что ты мне приснился.
— Эх, Вероника, у людей, говорят, в голове серое вещество, а у тебя стена из кирпичей непробиваемая.
— Вась, а блины откуда?
— Ну я ж домовой! Коли хозяева ко мне по — доброму, так и я к ним тоже. А ты сегодня не ела. Да и вчера только утром.
— Откуда знаешь?
— Я все про тебя знаю: связан с домом, и стало быть, с его хранительницей.
— Василий, кто убил мою бабушку?
Кот тяжело вздохнул, спрыгнул со стула, подошел к окну:
— Я не видел, спал. Меня усыпили и я пришел в себя, только когда приехала ты с мамой. Ешь и собирайся, Вероника. Пойдем на кладбище. Провожу тебя, да по дороге объяснять буду, что к чему. Похоже в этом новом для тебя мире других проводников и помощников нет.
— Приветствую вас, жители города мертвых. Простите, что побеспокоила в столь поздний час. Позвольте пройти вашими владеньями.
Крупные белые лилии на чистом белом снегу.
— Я очень тебя люблю, ба!
Слезы катятся по щекам, падают на свежую могилу.
— Неужели все это правда?
— Все правда, милая — шелестит ветер в ветвях кладбищенских берез.
— Все правда! — шепчет поземка, гонимая по могильным тропам.
— Вероника, пора, вечереет. Кот-домовой зябко перебирает лапами, трется о мои ноги. Пойдем, не спокойно мне.
— Постой. Если есть какой — то обряд передачи силы, то думаю, тут самое место. Я принимаю баб, все что ты мне оставила, со всей ответственностью. Спасибо.
Спустя тридцать минут я сижу с котами у теплой печи.
— По одной старой легенде, каждой ведьме, принявшей силу, положен дар. У бабки твоей был платок, нашла она его на чердаке. Смысл в том, что его туда никто не клал. Он взялся как-бы из воздуха, понимаешь?
— Платок? Обычный платок?
— Обычный, да не совсем. Тонкое черное кружево, помнишь?
— Еще бы не помнить. Он мне всегда нравился, и когда бабушки не стало, я решила оставить его себе на память. Нашла, когда с мамой разбирали вещи, взяла, он все еще хранил ее запах — полыни и горького шоколада. Он рассыпался у меня в руках. Буквально — разошелся на куски и нитки.
— Конечно. Он был только ее. Хранил от неприятностей, как плащ от дождя. Только в ту ночь Нина не успела накинуть его на плечи…
— Хозяйка, а ложись-ка ты спать, утро вечера мудренее.
— Стой. Вась, а ты слышишь, шум у стены — кто там возится?
— Не советовал бы тебе проверять.
— Пойдем на двор, послушаем. Ведь двор наш, значит став и там работает. Верно?
— Верно, оно, конечно, верно. Да больно стремно.
— А ты не бойся, со мной пойдешь. Ведьма я, или где?
Домовой шумно вздохнул.
— Вот потому и стремно.
Тихо на дворе, ни единого звука, только мышь скребется в дальнем углу чердака. Хорошо, что я накинула пуховик. Посидим, подождем.
И вдруг зашумело: заухало, заскрипело, заскребло длинными когтями по стене старого сарая, пристроенного к дому.
— Ваааась….а пошли домой?
Кот ощетинился, выгнул спину, поднял хвост трубой, завыл протяжно. В амбаре рявкнуло и затихло.
— Хозяйка, что-то ты бледна, для ведьмы-то.
— Вася, кто или что это?
— Оно ушло Вероника Сергевна. Идем, следы посмотрим?
— Откуда знаешь, что ушло? Может ты меня вообще на съедение отдать хочешь?
— А ты закрой глаза и прислушайся. Мышку то слышала? А она метров за пятьдесят от тебя была.
И я послушно закрыла глаза. Сначала не было ничего, кроме налетевшего на дом ветра. Но мне так хотелось услышать…и я услышала. Метрах в тридцати от дома скакали. Я легла на пол, прижалась ухом к холодным доскам, второе закрыла рукой.
— Ты прав. Что-то удирает, на двух ногах. Сейчас у дома никого нет. Пошли смотреть следы!
— Вееедьма!
С гордостью протянул домовой, сверкнув желтым глазом в кромешной темноте. Только тогда я сообразила, что не взяла с собой ни телефона, ни фонаря, но видела так-же хорошо, как и слышала. Свет стал не нужен — источник его был во мне.
— Вот что странно, Вася. Посмотри какая путаница! Я готова поклясться, что слышала, как убегает человек. Но следов ботинок тут нет. Вообще никакой обуви следов нет. Две цепочки: необутая человеческая нога и довольно крупного размера — что это? Птичья лапа?
— Ника, бегом в дом. Второй след — это обглоданная, разломленная кость. К нам приходил упырь.
К высокому мужчине, стоявшему у старого окна, украшенного замысловатыми витражами, метнулась черная тень.
— Я все сделал, хозяин!
Тварь свернулась клубком у ног своего господина, прикрыв вытянутую морду голым крысиным хвостом.
— Я все сделал, девять ведьм мертвы!
— Для ритуала нужно десять.
— Ты знаешь, что последнюю, десятую, должен убить сам. А ты очень хитро придумал, хозяин! Ты прольешь свою кровь, не проливая ее!
Мужчина улыбнылся.
— Все могло быть иначе!
— Да, но глупая баба отказалась от твоих даров, она выбрала «свеет»! — тварь произнесла это слово, будто выплюнула комок собственной шерсти.
— Девчонка приняла свой дар! Я чувствую
