– Вратена, а я уж думала…
Однако вместо Вратены над нею зловеще склонилась долговязая худая фигура с козлиной бородкой и мертвенным глазом, затянутым бельмом.
– Что, оладушка моя сладенькая, думала, что утопила меня? – зловонно дыхнул рот, полный гнилых зубов. – Меня-то беленой опоила, да только совесть свою не задушишь, не отравишь!
Вопль вырвался безумной птицей, взвился к верхушкам деревьев, и Цветанка бросилась бежать… Но из-за каждого дерева выскакивали всё новые и новые Гойники – и живые, и распухшие зеленолицые утопленники в ошмётках подштанников, воплощая один из её ужасов. Много времени прошло с тех пор, когда Цветанка вздрагивала при мысли о всплывшем трупе вора, но этот выдавленный на задворки души образ пожелал мучить её именно теперь! Он брал количеством, давил целым войском двойников, скаливших безобразные зубы и тянувших к Цветанке длинные и склизкие, как лапша, пальцы со всех сторон.
– Ты мёртв! Тебя нет! – хлестнула она кнутом истошного вопля это видение.
Нет, оно не разбилось от её голоса – Гойники продолжали наступать и окружать, и Цветанка, как загнанный зверь, зарычала и выхватила засапожник. Взмах за взмахом, удар за ударом – Гойники даже не сопротивлялись, падали один за другим, а Цветанка покрывалась липкой, тёплой кровью с головы до ног. Но меньше врагов не становилось, новые двойники шагали из-за деревьев, дыша ей в лицо смрадом утробы и усмехаясь: «Ы-ы-ы…»
– Лгунья, бессовестная маленькая обманщица, – шипели они. – Как же ты людям в глаза смотришь? Как тебя с твоей ложью земля-матушка носит? Смотри, смотри, что ты в себе пестуешь годами!
Цветанка глянула себе под ноги и не увидела земли. Потоки бурой мерзко воняющей жижи обнимали ей щиколотки, пенились, а из лопающихся пузырей с зеленоватым дымком выходил такой мощный смрад, какой могла издавать только огромная куча гниющих трупов. Цветанка взвизгнула от чувства липкой гадливости, но ей было даже не за что ухватиться, чтобы подняться над этой мерзостью: ни одной ветки поблизости, ни одного камня. Множество Гойников потешалось над нею с деревьев, высовывая длинные синюшные языки. Лес наполнился гулким, протяжным скрипом: это стонали старые ели и сосны, вытягивая из земли корни. Даже ими овладело омерзение, и они брезгливо отряхивали зловонную жижу, шагая корнями-ногами. Цветанка, увидев кочку, островком выглядывавшую из бурого моря вони, устремилась к ней, но поскользнулась и плюхнулась в пахучее месиво во весь рост.
Странно, но оно пахло землёй и травой, а также было щекотным, как головки мелких цветов под её лицом… Мерзкое видение растаяло, но лес погрузился в молочную завесу тумана, из которой торчали отовсюду коряги и мёртвые сучья. Сухие веточки хрустели под шагами Ярилко, который, роняя с пальцев клюквенно-алые капли крови, с жуткой усмешкой надвигался на Цветанку из глубины леса. Красным платком обвивала его шею глубокая ножевая рана, тёмным нагрудником пропитывая ткань рубашки, а с серых шевелящихся губ слетал шелест:
– Подлый крысёныш… Напал на меня, когда я был пьян и безоружен! Это, по-твоему, было честно? По-братски?
Кровь пузырилась на ране, когда он говорил, а голос полубеззвучно сипел: нож, видимо, повредил ему связки. Ноги Цветанки онемели, словно отсиженные, и она на одних руках оттаскивала тело назад, пока не наткнулась спиной на шершавый ствол дерева. Мёртвое безумие шипело из выпученных глаз Ярилко, бескровные губы кривились в немых проклятиях, а рука тянулась к горлу Цветанки.
– Ты убил бабушку! – хрипло крикнула та, выставляя это обвинение ледяным невидимым щитом перед собой.
– Просто пришло её время, а я был лишь орудием в руках этой ведьмы! – пробулькала рана, чмокая, как влажный рот. – Она сама хотела, чтобы я помог ей сдохнуть! Едва я вошёл, как её чары захомутали меня, и дальше я был уже не я. И за это ты меня прирезал, Заяц… Или как тебя на самом деле зовут?
– Ведьмак, ведьмак, – захохотала чернобородая рожа Жиги, высунувшись из-за плеча воровского главаря. – Говорил я тебе, Ярилушко, не связывайся с ним!
Бах! Рожа Жиги и чавкающая рана Ярилко взорвались красным месивом, одев Цветанку в ещё один липкий слой крови. Земля тем временем подёрнулась льдом, под которым ходили серебристые пузыри воздуха и булькала тёмная бездна воды. Крак! Зазмеились трещины, и зеленоватую корку пробила бледная рука. Обезумевшая Цветанка что было сил цеплялась за дерево, чтобы не соскользнуть, а к ней тянулся убитый ею сыщик в отяжелевшей от воды шубе. Она панцирем сковывала его движения, но на его пальцах росли железные когти – он с разрывающим мозг скрежетом царапал ими лёд и всё-таки полз.
– У меня осталась семья, – хрипел он, тараща на воровку глаза со смёрзшимися в сосульки ресницами. – Жена и детки малые. Кто их будет кормить? Кто их будет беречь? Ты, мразь воровская, отнял меня у них.
Только писк вырывался из стиснутого судорогой горла Цветанки, а губы тряслись и растягивались в горькое подобие ухмылки. Она отпихивала ногами сыщика, а он цеплялся, стаскивая с неё сапоги. И вдруг – мученический стон… Холодное веяние коснулось лба, и Цветанка закусила губу, увидев позади сыщика сиротливую фигурку Нетаря в грязных лохмотьях одежды. Весь избитый, покрытый кровавыми ссадинами, с вывороченными из плеч руками, он стоял с петлёй на шее и бормотал распухшими, рассечёнными губами:
– Я ничего не сказал… Я не выдал тебя…
– Хватит! – рявкнула Цветанка и одним рывком свернула сыщику голову.
Живой человек умер бы мгновенно, а тот только ухмылялся с жутко вывернутой в жгут шеей. Голова вращалась, вытягивая этот жгут и делая его ещё тоньше, дразнящийся язык вывалился изо рта, обложенный не то белёсым налётом, не то инеем.
Цветанка побежала прочь от этого безумия, но из-за каждого дерева её хлестал хохот. Хохотал весь лес, всё туманное пространство, земля гудела эхом, а путь Цветанке преградил конный отряд скелетов в богатых, отделанных мехом кафтанах. Возглавлял отряд скелет с остатками бороды и сохранившимися глазными яблоками. Клацая зубами, он прорычал:
– Моя жена – что вздумается мне, то с ней и делаю! Хочу – учу, хочу – наказываю! Ишь, песенки свои петь в саду затеяла, полюбовничка своего ими звать! Не тебя ли, молокосос?!
И костлявый палец указующе вытянулся в сторону Цветанки.
– Стойте! – вскричала та. – Я убила только одного из вас! Только вот этого! – И она указала на главаря в самой богатой одежде. – Бажен! Твоих людей я не трогала!
