И там, в их маленьком раю, когда они снова и снова бросались в неистовую игру света и тени, жизни и смерти, любви и ненависти, когда они то с каким-то первобытным ожесточением, то с великой нежностью отдавались друг другу, Одри почему-то, в какой-то момент, вдруг стало страшно…
…Потом они лежали почти неподвижно, медленно и нежно стирая друг с друга капельки пота, далекие, как никогда, и самые близкие…
– Том.
– Одри.
– Я боюсь.
Она думала, он спросит «чего?» или брякнет одну из своих дурацких шуточек. Но он приподнялся на локте, и в отблеске фонарей, пробившихся сквозь листву, она увидела его лицо. На нем были написаны отчаянные сомнения, мука и даже боль.
– Я тоже, – прошептал он, глядя куда-то в пространство расширенными глазами, а после вскочил и, пробежав несколько метров, с размаху бросился в воду.
На следующее утро после этой вечеринки Том улетел в Штаты, а Одри – в ноябрь четырехлетней давности.
Она провалилась в ту осень, которую больше всего боялась вспоминать, которую с таким трудом и только благодаря Джуди пережила с достоинством. В ту осень, когда она почти полюбила Тома, и «почти» означало, что всего лишь несколько дней и несколько слов отделяли ее от настоящего счастья. В ту осень, когда Том решил жениться. Но не на ней…
Как известно, Одри была старше его на два года. На момент окончания университета календарная разница составляла даже больше. Просто Одри в апреле исполнялось двадцать три, а Тому в сентябре двадцать один. Об этой милой подробности знали все и на курсе, и на работе, поэтому намечающийся союз расценивали как весьма веселую шутку. Будь они взрослее, никто бы не задумался заглянуть к ним в паспорта, но сейчас, сразу после окончания университета, многочисленных подружек Тома сильно волновало, почему Том везде таскается с этой долговязой черной кошкой, которая выше его почти на полголовы и старше на два с половиной года… А Стив и Бойд вообще взялись утверждать, что Одри может сильно повредить молодой неискушенной душе их товарища, хотя раньше они все вчетвером были неплохими приятелями…
В общем, все, просто все было против них! Даже Джуди, которая только вертела пальцем у виска и говорила, что лучше держаться за проверенных людей старшего поколения, и что Джон как раз расстался со своей женой… Но Одри и не собиралась держаться за Тома. Она просто по-прежнему дружила с ним, ходила вместе на вечеринки, выезжала вместе на выходные. Только теперь окружающие все чаще могли наблюдать такие картины: Том и Одри танцуют медленный танец, Том и Одри обнимаются на общих фотографиях, Том и Одри уединились в комнате для вип-переговоров с кофе и пирожными, Том и Одри едят один шашлык на двоих…
Между ними ничего не было и в то же время было все. Они ничего друг другу не обещали, никогда не обсуждали свои отношения, просто проводили все время вместе, не задумываясь о будущем. И еще. После истории с арбузом Том не предпринял не единой попытки хотя бы поцеловать свою подругу, не говоря уже о большем сближении. Это видели все и недоумевали, впервые столкнувшись с такой странной разновидностью симпатии, и через месяц к ним плотно прилипло прозвище «братик и сестренка».
Шел октябрь – красивейшее время года в штате Мичиган, рай для художников и любителей загородных прогулок. Месяц назад они все шумно отметили день рождения Тома, на котором присутствовала вся женская часть их бывшего факультета и несколько человек из бюро переводчиков. А в последнюю субботу октября все собирались поехать за город, и Одри, вспомнив, что у тетушки Эллин есть просторный дом на берегу озера Сент-Клэр, пригласила их к себе.
Вечеринка была почти безалкогольной, никаких сюрпризов не ожидалось, все рано разошлись спать, наевшись до отвала печеной рыбы и надышавшись свежим воздухом. Тем сильнее было удивление Одри, когда утром она обнаружила себя в одной постели с Томом. На верхнем этаже, в самой большой комнате, куда она вчера ушла совершенно одна, расселив гостей по маленьким спаленкам. Они лежали на огромной квадратной кровати и с ужасом и подозрением смотрели друг на друга.
– Ты?
– Я.
– А что ты тут делаешь?
– Сплю. Спал.
– И я спала. Выходит, мы с тобой…
– Да, выходит, Одри, мы с тобой спали вместе.
– Но это еще ни о чем…
– Абсолютно ни о чем не говорит!
Они переглянулись и одновременно захохотали.
– Слушай, но мы ведь вчера не были пьяными, чтобы не помнить. Том, что произошло? Почему ты оказался в моей постели?
– А почему сразу я в твоей? Может, это ты ко мне пришла! – возмущенно отбивался тот.
– Я-то точно помню, что ложилась спать одна.
– Да? Видишь, какие роковые ошибки ты можешь иногда совершать! Проснулись-то мы вместе. Значит, и ложились вместе. – Том хитро улыбался.
– То есть ты хочешь сказать… Но мы же в одежде! По крайней мере, я.
– Ну… если это можно назвать одеждой…
– А что? – Одри провела рукой по бедру, потом по животу и поняла, что на ней трусики и короткий топ. Больше ничего нет. Остальное веселыми гнездами валялось вокруг на полу.
– Ты еще раз так сделай, – зашептал Том, сверкнув глазами и сразу придвинувшись к ней.
– Как?
– Вот так, как ты сейчас сама себя погладила.
– Это я одежду проверяла.
– Проверь еще раз на всякий случай!
Одри улыбалась, из последних сил стараясь сохранить «дружеское» или, как все про них говорили, «братское» отношение к Тому и подавляя в себе мощный инстинкт. Ведь утром, как известно, с ним труднее всего справиться и не поддаться, когда рядом – такой мужчина…
– Хм. – Одри отвернулась, чтобы не видеть его. – Ты знаешь, если бы между нами что-то произошло, на мне бы сейчас совсем не было одежды. Так всегда бывает. – Она покраснела.
Он внимательно смотрел на нее, сидя по-турецки напротив. При ее последней фразе в его лице что-то переменилось, он вдруг потянулся к ней, сжал ее шею рукой и жарко зашептал на ухо:
– Н-да? А что ты еще расскажешь о том, что бывает, когда ты спишь не одна?
Одри не на шутку испугалась: еще секунда, и предмет их обсуждения станет реальным, если никто из гостей не помешает…
– Перестань! – Она попробовала отстраниться. – Ты совсем не то делаешь сейчас, и я не то сказала!
– Да? – Отстранившись от ее уха, он, как бы походя, задел губами ее губы, вовлекая их в неожиданный, глубокий и грубоватый поцелуй. Он длился всего миг. Как бы между прочим.
И тут же Том отсел от нее и весело, как ни в чем не бывало, заулыбался. Видимо, на ее лице отчетливо читалась мучительная борьба инстинкта и разума, и Том решил испытать ее терпение таким приятным для себя способом.
– Помнишь песню: «А потом будет утро, и ты поймешь, что ни о чем не жалеешь… Ты поймешь, что счастлива со мной…». Помнишь? Мы ее еще на третьем курсе слушали.
