Они много говорили: о детстве, о прошлом, о поспешном браке, за что он даже просил прощения, но ни слова о любви. Она ни разу не слышала, чтобы он сказал ей эти слова. Она ждала этого.
Очень ждала.
Каджол собирала вещи, когда муж обнял ее сзади и зарылся в ее волосы. Она повернулась к нему и поправила розочку, прежде чем улыбнуться и погладить его по щеке.
— Сону, почему именно сегодня мы должны уезжать? — как маленький ребенок, у которого отняли игрушку, спросил он — Мы могли бы провести еще время…
— Ты забыл, бабушка плохо себя чувствует — укоризненно перебила его Каджол, возвращаясь к своему занятию.
Утром им позвонила бабушка и сказала, что желала бы их скорейшего возвращения, ибо ее сердце начало пошаливать.
Он хмыкнул и ухитрился поцеловать ее в уголок губ. Каджол недовольно посмотрела на него.
— Ты такой ненасытный. Не даешь мне покоя.
— Не уступаю тебе, дорогая — улыбнулся Прем — Лучше завяжи мне галстук.
Каджол захотела подвинуть стул, чтобы добраться до мужа, но он приподнял ее над полом. От неожиданности она вскрикнула и запротестовала:
— Отпусти!
— Сначала завяжи галстук — непреклонно проговорил он.
Когда его просьба была выполнена, он жадно впился в ее губы. Она отвечала на поцелуй с дикой страстью. Кто бы сказал, что такая скромная девушка вмиг становилась при нем распутницей, жаждущей наслаждения…
Он бросил ее на кровать, а сам навис над ней:
— Поездка чуть задержится, ели ты не против.
Он покрывал поцелуями ее тело, она зарывалась руками в его волосы. В воздухе было столько эмоций, которые он не мог распознать. Но он чувствовал, чего не хватает ему, он осознал это.
Ему нужна ее любовь.
Он слишком долго жил без этого чувства. Принимая ее улыбки и шутки, нежность и ласку, Прем никогда не видел в ее глазах любви. Никогда. Все, что угодно, кроме любви.
Она отдавалась ему каждую ночь, молча слушала его истории и поддерживала, но ни разу не зарекнулась о любви.
Однако все мысли улетучились, когда ее губы слились с его. Он слишком сильно ее хотел, чтобы продолжать о чем — то размышлять.
— Я повторяла много раз, что лучше Мины невесты ты не нашел бы.
Каджол застыла около спальни бабушки, держа в руках стакан миндального молока. Доктор сказал, что ее самочувствие ухудшилось в связи с погодой, и в скором времени она сможет уже встать с постели. Как и предполагал Прем, они задержались аж на три часа. Каджол краснела, когда бабушка спрашивала ее о причине задержки.
Она застыла, превратившись в слух. Каждое слово было для нее настолько важным, словно от этого зависела ее жизнь.
— Бабушка, не начинай — раздражено пробормотал Прем. Старушка не уступала:
— Образованная и умная, она бы тебе подошла, но я не могу критиковать твой выбор, хотя для меня Мина — очень хорошая девушка…
— С многочисленными любовниками — закончил мужчина за бабушку — Прекрати.
Старушка ахнула. В комнате повисло долгое молчание. Женщина знала, что внук никогда не бросает слов на ветер и не лжет. Он — человек слова и чести.
— С виду невинная, а на самом деле — покачала головой старушка, а потом обратилась к нему: — Каджол…Я знаю, что ты женился мне назло.
Каджол проглотила подступивший к горлу ком. Бабушка говорила верно.
Есть ли у него оправдания?
— Да — тяжело произнес Прем — Я сам раскаиваюсь об этой ошибки. Не знаю, что со мной тогда происходило. Вернуть время назад — я никогда бы так не поступил.
Она готова была сражаться со всем миром за него, за его любовь, она готова была на всё, лишь бы Прем остался с ней, только что делать, если сейчас в его голосе сквозит раскаянье, разочарование, осознание ошибки?
Это стало непереносимой болью…
Это — как удар под дых: резкий, меткий, непереносимый
Каджол внутренне задрожала. Так плохо ей еще никогда не было. Решив, что мучить себя больше нет толка, она убежала в их спальню. Поставив стакан на стол, она секунду куда — то смотрела, вдаль, а потом бросилась на кровать и разрыдалась в подушку.
Нет, чепуха все это. Глупые фантазии наивной девочки, которая верила в вечную всепобеждающую любовь, но получила только пышный букет разочарований.
Она же не хотела ничего больше, кроме его любви.
Поклясться готова в том!..
Но разве нужны звенящей пустоте и ее слезам никчемные слова, не способные убедить самого нужного на свете человека. Сон ушел, забрав с собой такое прекрасное будущее, а взамен оставил лишь холод зимнего вечера, пробравшийся в приоткрытую дверь. Еще немного — и мороз крепко заключит в свои оковы маленькое, не желающее более сопротивляться сердце.
Да, совсем скоро она перестанет чувствовать…
Слезы с новой силой хлынули из глаз. Если бы все было так просто. Взять и вмиг забыть того, кем только вчера дышала. Но это невозможно. Никуда не деться от тоски, медленно разрывающей изнутри.
Прем шел к жене, окрыленной новыми чувствами. Он начинал понимать, что не просто не может жить без нее, но и безумно любит ее. Ее запах и тело, цвет волос и улыбку. Он любил в ней все.
Любил каждую частичку, хотя не думал, что способен любить. Она научила его этому. Любить и чувствовать, что есть надежда на возврат этого прекрасного чувства.
Однако при виде жены, Прем озадачился. Заплаканная девушка, развешивающая одежду в шкаф. От нее так веяло холодом и чем — то еще.
«Никогда еще я не видел ее такой… грустной и потерянной. — у него в груди что-то сжалось, намного сильнее, чем раньше. Захотелось приободрить ее, чтобы она стала той глупой вечно улыбающейся и радостной Каджол. Чтобы она больше не грустила. — Несмотря на всю ее открытость и добродушие, несмотря на то, что у нее есть теперь он, она все равно чувствовала себя одинокой. — понял он, лишь на какой-то краткий миг увидев ее взгляд. — Потеряв рано мать, так же, как и я, она все рано осталась такой Каджол, которой была всю жизнь, я же — возненавидел всех женщин. Она смогла сохранить себя, я — упал во тьму… И сейчас… как и после того, как она ушла из дома… ей не хватает любви… которую сейчас дать может лишь один человек — я». — осознав это, он выпрямился.
— Сону… — тихо произнес он, будто впервые назвав ее по имени и словно пробуя его на вкус. Неужели ему… нравится произносить его? Как он раньше не замечал, какое оно звучное, легко произносимое и…приятное?
Она вскинула на него свои глаза. Какой раз он уже удивлялся новому цвету ее зрачков? Сейчас они были светло-карими, с золотистыми крапинками…
Действуя по какому-то шестому чувству, он медленно протянул руку к ее ладони. Она замерла, но потом отстранилась и слегка улыбнулась. В ее улыбке не было ни чувств, ни радости.
