— К черту любые условности!
Ясно: в эти мгновения ей на все и всех наплевать. Она будет стенать от неземного блаженства, даже если на пороге купе выстроится полвагона зевак.
Наконец она немного приходит в себя, успокаивается. И срывающимся шепотом признается: «там» ее целовали впервые.
— Хочешь еще? — так же шепотом спрашивает он.
— Да, да! Причем много-много раз!
Георгий просит ее повернуться на бок, а сам становится возле полки на колени. Ногу Лоры, лежащую снизу, просовывает между своими, а лежащую сверху — приподнимает. Пылающему взору самца открываются прелестные половые губы, расположившиеся горизонтально по отношению к поверхности дивана.
Лора смотрит на него непонимающе и немного испуганно. Очевидно, таким способом она еще не пробовала. Однако разгоряченному Георгию некогда уточнять пикантную деталь. Что есть силы он вгоняет напряженный до состояния самопроизвольного взрыва «дусик» в самое прекрасное, что есть на свете, — женское лоно. Замершая в ожидании партнерша вздрагивает так, будто великолепный мужской посланец пронзил ее естество до самого сердца. Ее захлестывает ураган, нет, торнадо неведомых раньше ощущений. Мозг словно парализовало, тело подчинялось лишь воле необузданных чувств. Лоре казалось, что в любое мгновение ее дыхание остановится навсегда, она умрет и никакой инстинкт самосохранения не в силах был заставить мышцы сделать спасительный вдох раньше, чем его член достигнет самой глубокой точки в ее исходящем истомой организме. Она все видела, как в тумане, кроме гладкоголового зверька, так беспардонно проникшего в нее и теперь хозяйничающего вовсю где-то внутри горящего тела. И нагло стремящегося погрузиться на немыслимую для ее впадины глубину.
Происходившее, будь она даже Шарлоттой Бронте, невозможно было передать существующими в лексиконе землян словами. А если бы она захотела сказать об этом вслух, то не рискнула бы разомкнуть губы. Ибо тот змеевидный зверек — Лора готова в этом поклясться! — непостижимым образом уже достиг ее воспаленной не менее влагалища гортани. Открой она рот, из него бы выглянул вовсе не кончик искусанного в исступлении языка, нет! Меж двумя шеренгами ровных зубов показалась бы головка с капелькой восхитительного нектара в самом центре. Нетерпеливо подрагивая, зверек буквально возносил обезумевшую плоть к вратам рая.
— Боже праведный, — испуганно прошептала Лора. — Он у меня уже здесь!
— Где? — не понял Георгий, добросовестно и с азартом отдающий себя на заклание рубиновой раковине.
— Во …рту!
— Ну и что? Разве тебе больно?
— Нет, что ты! Наоборот, мне еще никогда не было так пронзительно хорошо.
Яростно, в приливе нового исступления, Георгий раз за разом проникал в любовницу, не обращая больше внимания на нее сдавленные полувсхлипы-полувскрики:
— Милый, остановись хоть не намного! Мне не хватает воздуха! Ты достаешь до горла, перекрывая дыхание. Я умираю, слышишь?! Я не знаю, это еще оргазм или уже агония?
Куда там! Волна необузданной и дикой в первобытном порыве страсти зарождается в самом низу его тела, медленно и неотвратимо подниматься вверх и спустя секунду-другую достигает глотки, исторгающей львиный рык. Георгий тоже, похоже, сходит с ума, от вида раскоряченной женщины, добровольно отдавшей себя на заклание половым губам.
Сейчас! Сейчас!! Сейчас!!!
Подозрительная возня за дверью приводит Георгия в неописуемое бешенство. Кто там? И что он, дьявол его дери, ищет у чужого купе?
— Может, они пошли в киносалон? — раздается женский голос.
— Вряд ли! — отвечает мужской. — Мы ведь договорились переброситься в картишки.
Георгий врубается: там — пара из ресторана, с которой они, пребывая в отличном расположении духа, накоротке познакомились, и приличия ради пригласили провести вечер вместе.
— А вдруг им стало плохо от ресторанной еды? — не унимается женщина. — Меня ведь тоже изжога мучает!
— Ты считаешь, надо пригласить проводника? — неуверенно произносит мужчина.
— Проклятье! — ругается сквозь зубы, чтобы не услышали снаружи, Георгий. И инстинктивно пытается хоть немного прикрыть постыдную наготу Лоры.
Та лениво приподымает веки:
— Я и дальше буду лежать распятой? Откровенно говоря, такая поза мне очень нравиться, однако, боюсь, публика ее по достоинству не оценит.
В это мгновенье кто-то сильно дергает ручку двери. Георгий отбрасывает тело назад. Теперь они с Лорой лежат уже оба — валетом. Под простыней. Голые. И его «дусик» все еще бесцеремонно торчит в ее влагалище.
Назойливые гости, наконец, уходят. Может, на поиски проводника, а может, в свое купе отдыхать.
Они вновь приступают к столь бесцеремонным образом прерванным пьянящим больше самого изысканного спиртного занятиям.
…Постоялец застонал, переживая сладостные минуты снова.
Спустя 10 минут. Квартира Елены.Дома, поддавшись чувству необъяснимой тревоги и надвигающейся опасности, Елена, забравшись с ногами на диван, неспешно перелистывал фотоальбом, который не открывал давненько. Вот она, совсем пичуга, в простеньком сарафанчике, перешитом из старого маминого платья, гордо восседает на деревянной лошадке.
А тут уже постарше — держит за руку зареванную сестренку.
Втроем с друзьями на волейбольной площадке.
Школьная вечеринка, первое «взрослое» платье, глаза — переполнены восторга. Она помнит, она ничего не забыла! Снимок сделан сразу после вальса, который она станцевала впервые в жизни. Тот факт, что партнером был Он, парень- принц из соседнего класса, лишь добавлял эмоций в историческое событие.
За нею ухаживали многие. А Он к их сонму не принадлежал. Может потому, что вырастали на одной улице. Может, внутри исподволь зрел протест: с младых ногтей их в записали в «штатные» жениха и невесту. А может, так тому суждено было статься.
Правда, лет с пятнадцати он на правах покровителя стал для нее чем-то вроде доверенного лица. Приносил записки отчаявшихся почитателей, передавал ответы, выслушивал излияния как той, так и другой сторон. Именно у него спрашивали, есть ли какая-нибудь надежда, что Елена согласиться сходить в кино или лучше не предлагать, дабы не нарваться на холодный презрительный взгляд.
В свою очередь, она делилась сомнениями, будто с ближайшей подружкой. Постепенно Он превратился едва ли не в наперсника. Казалось, обоих такое положение вещей вполне устраивало.
Той весной им исполнилось по шестнадцать. Два параллельных класса в мае отправились в планетарий. На обратном пути, не сговариваясь, они вышли из автобуса раньше, чтобы оставшуюся часть пути пройти пешком, благо, погода к тому располагала. Пригревало солнце, как сумасшедшие пели птицы, легкий ветерок не только ерошил волосы, но и будоражил кровь. Болтали о чем-то незначительном. Незаметно затронули тему чувств, что в таком возрасте и в такую пору года не удивительно. И между ними будто искра пробежала. Оба напряглись.
