сторон высотка, в которой сейчас мой сын спит.
Резко отвернувшись, смотрю на Машку.
Она нервничает, дуя на свои руки и беззвучно шевеля губами, будто выпала из реальности.
Жутко потерянная и какая-то… поломанная…
Абсолютная противоположность тому, что я увидела сегодня в супермаркете.
– У тебя есть психолог? – спрашиваю, пока она роется в телефоне, пытаясь найти адрес своей квартиры.
– Уже нет… – отвечает тихо.
– Хочешь, поеду с тобой? – вздыхаю я.
– Нет, ты что… – восклицает. – Я же не маленькая.
Именно сейчас она кажется мне очень даже маленькой. И напуганной.
– Прокачусь с тобой до дома. Это маленький крюк… – настаиваю.
Забравшись в такси, она прижимается лбом к стеклу и закрывает глаза, будто уходя в свою раковину.
Пытаясь не уснуть, считаю проносящиеся за окном фонари и упрямо перечисляю в голове список дел на ближайшую неделю. Например, свидание с Камилем, который назвал меня потрясающей, и это греет душу.
С таким человеком потрясающей быть легко, ведь он не даст поводов швырять гребаные тарелки о стену.
На это способен только один человек, и я выдавливаю его лицо из своей головы, зажмурив глаза.
Мешанина коктейлей в моей крови делает его черты опасно живыми. Будто трогаю пальцами колючую линию его подбородка, складку между бровей и теплые полные губы, который захватывают кончики моих пальцев и прикусывают…
Шипучие мурашки бегут по позвоночнику, оседая внизу живота.
– Черт… – дернувшись, открываю глаза, понимая, что почти уснула.
Машина тормозит перед воротами, и Маша выпрямляется.
Ее квартира находится в новеньком таунхаусе. В престижном районе, реклама которого в последний год лезет из каждого утюга. Съем жилья здесь мало кому по карману, но зная, какой ценой достались ей эти деньги, надеюсь, что это место приносит ей удовлетворение.
– Спасибо, – взглянув на меня, она открывает дверь машины. – Увидимся? – спрашивает устало.
– Угу, – киваю.
Я действительно надралась. Настолько, что почти не помню, как добралась до дома.
Голова взрывается адской болью, когда обнаруживаю себя лежащей на диване в платье, которое похоже на жеванную бумагу.
Из окна по глазам бьет тусклый утренний свет, а по голове молотит сигнал моего орущего телефона.
Поднеся его к лицу, вижу входящий от матери и вскакиваю, понимая, что проспала.
Прежде чем ответить, несусь в туалет, понимая, что еще ни разу в жизни не являлась на семейный праздник после ведра коктейлей и ночи, проведенной, черт знает где.
Наши дни
Руслан
Ощущение, что за мной кто-то наблюдает, вытягивает из поверхностного сна, в котором балансирую уже какое-то время. Отодвинув в сторону вертящиеся в уме рабочие моменты, поворачиваю голову на подушке и приоткрываю глаза.
– Снег пошел, – сообщает Мишаня, как только это происходит.
Жалюзи плотно закрыты, я люблю спать в полной темноте, иначе заснуть будет проблематично, поэтому в комнате полумрак, но я предполагаю, что сейчас около семи утра, потому что знаю распорядок сына достаточно хорошо.
Мой пацан щуплый, но выше сверстников, а за лето вытянулся сантиметров на пять. Волосы смешно торчат в разные стороны, глаза с любопытством смотрят на мои трусы.
В соседней комнате звуки работающего телевизора.
– Давно ты проснулся? – спрашиваю хрипло.
– Угу… – отвечает, не моргая.
Ответ малоинформативный. Разбег от пяти минут до часа.
У меня не так много дней в месяце, чтобы выспаться, поэтому спрашиваю:
– Хочешь со мной поваляться?
– Я есть хочу. Тебе надо в туалет? – спрашивает не особо заинтересованно, имея в виду мой каменный стояк, который оттопырил трусы.
Мне не пришлось долго объяснять ему это утреннее явление, но когда сын увидел его в первый раз, был сильно удивлен. Мне хренову тонну моментов в общении с ним пришлось постигать самостоятельно, но в этом вопросе мы разобрались быстро, потому что он мальчик и для него это близко и понятно. Сложнее было съехать с вопроса, откуда берутся дети.
– Ага, точно не хочешь поваляться?
– У-у… – мотает головой и уносится из комнаты, шлепая маленькими босыми ногами по полу.
Напрягаю пресс и встаю с кровати, направляясь в ванную, которая совмещена с “главной спальней”.
Квартира двухуровневая, но на втором этаже я не бываю. Квартире почти два года. В прямом смысле. Дом сдан около двух лет назад, эту жилплощадь я приобрел еще на этапе застройки. На тот момент, как капиталовложение. Жить здесь на постоянке никогда не планировал. У меня был дом в черте города, и я собирался жить в нем, пока не сдохну. Вместе со своей семьей.
Глядя в зеркало, провожу ладонью по щетине на подбородке, решая сегодня не бриться, и открываю кран с горячей водой.
Отделка санузлов, их в квартире три, стандартная для этого жилого комплекса. Сплошной мрамор и сантехника на заказ, все остальное в состоянии перманентного переезда.
Чищу зубы, глядя на то, как вода под наклоном мраморного умывальника стекает в длинный желоб по периметру.
Любимая Мишанина забава – наблюдать за этим стоком.
В стакане его зеленая щетка в форме дракона, рядом с которой ставлю свою.
Жить “на коробках”, в которых куча неразобранного барахла, неудобно, но первая попытка разобрать что-то из этого год назад закончилась тем, что я въебал об стену пару памятных вещей.
С тех пор я к ним не подхожу, не зная, что, блять, с ними делать. Просто оттащил наверх, чтобы не попадались на глаза.
Закрутив кран, пытаюсь отлить, но завязываю, решая вернуться позже.
Сын сидит на полу гостиной-студии перед телеком.
Глаза, как под гипнозом, смотрят на экран, худые ноги сложены по-турецки.
Пижамные штаны ему коротковаты, надо бы купить новые, но забываю. Ему самому не принципиально, поэтому мы обоюдно забили.
– Омлет будешь? – спрашиваю, проходя мимо него к холодильнику.
– Угу, – отвечает, не оборачиваясь. – Мама теперь утром мне делает блины. В форме сердечек. Так мне подарить валентинку Алине? Или лучше Еве?
Поскольку его мама у нас всегда третий пассажир, информацию о ней я получаю автоматически. Почти единственный способ легально узнать, как она живет и чем занимается. Она вколотила в наш брак столько гвоздей, что я задеваю их темечком до сих пор, так что информация о ней – это средний уровень прожарки моих мозгов, но это лучше, чем вообще нихера не знать.
Со вчерашнего дня у меня стойкое ощущение, что из рук вырвали веревку, за которую я держал болтающийся где-то там вверху воздушный шарик, и если я не поймаю эту веревку и не намотаю ее на кулак, то шарик улетит с концами, но если сожму кулак, он пизданет по
