— Нет, Дороти, — медленно покачал головой Шелдон.
— Да! — возразила она. — Да! Они оба без возражений подписали документы…
— Нет! — неумолимо прервал ее Шелдон. — Не оба.
У Дороти кружилась голова, земля буквально уходила из-под ног. Она попыталась глубоко вздохнуть, но острая боль кинжалом пронзила ей грудь.
Она могла бы потерять сознание, но ее гипнотизировали эти глубоко посаженные глаза. Что за странная неодолимая сила заключена в них? Синие, окаймленные густыми черными ресницами, они походили на сапфиры и завораживали ее. Притягивали настолько, что она доверилась им, откликнулась на их призыв. Внезапно на нее нашло озарение, и она чуть не задохнулась от потрясения. Точно такие же глаза были у Дэвида!
«Он мой», вспомнила она слова Шелдона, и это, скорее всего, было правдой. Он явно связан с малышом кровными узами, любой поймет, увидев Шелдона и Дэвида рядом. Других таких глаз не найти!
Так вот почему Шелдон прикинулся благородным рыцарем, спасающим ее от злого Милтона! Он не был очарован ею, как она осмелилась поверить. Просто ему надо было попасть в се дом, чтобы увидеть Дэвида. И отобрать у нее… Боже милосердный!
Дороти отпрянула от Шелдона и бросилась было к двери, так сильно прижав к себе ребенка, что тот захныкал, но по дороге опрокинула стул. Резкий звук окончательно разбудил Дэвида. Он поднял головку, увидел незнакомого черноволосого мужчину с сердитым взглядом и, уткнувшись лицом в грудь Дороти, завопил.
— Уходи! — Крик Дороти перекрыл детский плач. Она больше не могла сдерживаться. — Неужели ты не понимаешь? Ты испугал его! Он боится чужих!
Шелдон вздрогнул, густо покраснел и уже собрался подойти к ней, как вдруг на пороге возникла Марша. Запахнув халат, она придерживала его одной рукой, в другой сжимала тяжелый бронзовый подсвечник. Вероятно, она только что проснулась: седые волосы растрепались, испуганные глаза еще были сонными.
Она инстинктивно замахнулась подсвечником, да так и застыла, пораженная странной картиной, представшей ее взору. Вопящий Дэвид на руках Дороти, на которой не было ничего, кроме бесформенной майки, сползшей с плеча, и элегантный красивый мужчина в смокинге.
— Дороти… — смущенно произнесла Марша, пряча подсвечник за спину и краснея до корней волос, — извини… Я услышала шум…
— Все в порядке, Марша, — ответила Дороти, судорожно переводя дыхание, но тут снова завопил Дэвид.
Он был перепуган непонятными событиями, к тому же чувствовал страх матери. Попытавшись вырваться из ее судорожно сжатых рук, он задел ногой копилку. Смешной глиняный поросенок, упав на пол, разбился вдребезги, и Дэвид заорал еще громче. Дороти тяжело вздохнула. О Боже! Ну и бедлам!
— Да, все в порядке, Марша, — вдруг глухо сказал Шелдон. — Я ухожу.
Он направился к двери, не удостоив взглядом ни одну из женщин. Марша уступила ему дорогу, так и не поняв, кто этот видный незнакомец, которого всего несколько минут назад она собиралась огреть подсвечником. Уже перешагнув порог, Шелдон неожиданно обернулся.
— Черт возьми, Дорри, — процедил он сквозь зубы. — Я не чужой!
Их глаза встретились, и Дороти смутилась, вспомнив, как вечером подсознательно ощутила, что знает его, как ночью шептала об этом, положив голову ему на грудь. Да, он не чужой… Помимо своей воли, она вспомнила, как трепетала в ответ на его ласки.
Безмолвно страдая, Дороти наблюдала за Шелдоном. Она знала, что он собирается сказать. Как жаль, что нельзя остановить время! А еще лучше повернуть его вспять, всего на час назад, когда он казался ей подарком, преподнесенным судьбой. Но не в ее силах было что-либо изменить. И сейчас он скажет, что ее ждет.
— Я не чужой, — холодно повторил Шелдон. — Я дядя Дэвида. Мой адвокат позвонит тебе утром.
Неделю спустя Дороти сидела в просторном, элегантно, но по-деловому обставленном кабинете в окружении трех солидных адвокатов. И ни один из них не был в силах помочь ей хоть немного. Правда, всю эту неделю они не оставляли таких попыток, и, несомненно, Дороти придется оплатить все их старания.
— Значит, по вашему мнению, если Шелдон Трент подаст на меня в суд, чтобы лишить права опекать Дэвида, вы не уверены, что я выиграю дело? — Дороти старалась говорить спокойно, но стиснутые пальцы выдавали ее волнение.
Юджин Уолфорд, уже давно составивший себе имя на делах об опеке, задумчиво продолжал рисовать круги на подлокотнике кресла ластиком на конце карандаша. Он посмотрел на молодую женщину через огромный письменный стол и снисходительно объяснил:
— Когда идешь в суд, нельзя быть уверенным, что выиграешь дело. Адвокат, дающий подобное обещание, ведет себя нечестно.
Дороти заставила себя сосчитать до десяти.
— Я знаю это, мистер Уолфорд, — сказала она наконец довольно спокойно, хотя ее переполняли чувство унижения, страх и злость. Она лишь надеялась, что сумеет скрыть это от самодовольных, самоуверенных адвокатов, взявшихся вершить ее судьбу. — Я просто хотела спросить, действительно ли мои шансы столь невелики.
Милтон Гауэр, который в течение всей беседы безостановочно ходил вдоль стены с книжными полками и раздраженно то вынимал, то ставил на место одну за другой книги в красных кожаных переплетах, резко обернулся к молодой женщине. От ярости лицо его побагровело и исказилось. Дороти догадалась, что он воспользуется долгожданным случаем нанести ей удар побольнее.
— Твои шансы были бы куда лучше, — бросил он, — если бы ты сдержала свой темперамент и не впустила бы к себе в дом совершенно незнакомого мужчину!
Как ни старалась Дороти не краснеть, она ничего не могла с собой поделать. Щеки ее запылали, и, разозлившись, она принялась горячо оправдываться, прекрасно понимая, что не стоит это делать.
— Тебе не следовало бросать меня на вечере одну. Что же мне оставалось делать, Милтон? В зале не было ни одного знакомого, некому было даже проводить меня домой.
— Ах вот как! Значит, Шелдон Трент всего лишь подвез тебя домой? — рявкнул Милтон. — Неужели каждый мужчина, который провожает тебя домой, спит с тобой?
Третий адвокат, седовласый Эрвин Линвуд, также специализирующийся на делах об опеке, предостерегающе поднял руку.
— Хватит, Милтон! Это уж чересчур.
— Не думаю, Эрвин, — со злостью проговорил Милтон. — Этот Трент и его адвокаты наверняка воспользуются ситуацией и объявят ее морально неустойчивой… Видит Бог, это самое мягкое, что можно сказать по такому поводу.
Дороти вскочила в негодовании.
— Морально неустойчива? Но это же абсурд. У меня нет привычки… — она запнулась, — привычки спать с кем попало. Никогда в жизни я не делала этого. А как насчет самого Шелдона? Разве он не вошел в дом к незнакомой женщине? Получается, что Трент виноват не меньше, чем я. — Нахмурившись, она смотрела на адвокатов. Но те, за исключением Милтона, не выдавали своих чувств, подобные опытным игрокам в покер. — Ну что вы на это скажете? Мы все-таки живем в двадцатом веке и у нас равноправие!
