Дороти вскочила в негодовании.
— Морально неустойчива? Но это же абсурд. У меня нет привычки… — она запнулась, — привычки спать с кем попало. Никогда в жизни я не делала этого. А как насчет самого Шелдона? Разве он не вошел в дом к незнакомой женщине? Получается, что Трент виноват не меньше, чем я. — Нахмурившись, она смотрела на адвокатов. Но те, за исключением Милтона, не выдавали своих чувств, подобные опытным игрокам в покер. — Ну что вы на это скажете? Мы все-таки живем в двадцатом веке и у нас равноправие!
Линвуд мрачно покачал седой головой.
— Только не в том, что касается опеки, — произнес он, как бы извиняясь. — К сожалению, все еще существует двойной стандарт…
— Кроме того, — со злостью вмешался Милтон, — поведение Трента, его мораль или отсутствие таковой не угрожали ребенку. Ведь не он впустил в свою спальню незнакомку, а потом уснул, оставив ребенка беззащитным. — Гауэр злорадно ухмыльнулся, увидев, как сникла несчастная женщина. — Такова правда, Дороти. Скажи спасибо, что он не убил тебя в твоей же собственной постели.
Ей нечего было возразить, нечем защищаться. Милтон был вне себя оттого, что произошло, и она знала почему. Он никогда не любил ее по-настоящему, но давно стремился затащить в свою постель. Ради этого готов был даже жениться на ней. К каким уловкам он только ни прибегал за эти годы — от комплиментов до подарков. Раскошелился даже на кольцо с бриллиантами, лишь бы она стала его любовницей.
Все напрасно. И теперь узнав, что она мгновенно согласилась на близость с каким-то незнакомым мужчиной, Милтон рассвирепел.
Да, легкий успех Шелдона оказался для него жестоким ударом. Он поразил его гораздо сильнее собственной неудачи. Чувство обиды сменилось ненавистью.
Дороти с горечью думала, что сама виновата во всем случившемся. Теперь она ни за что не согласилась бы танцевать с Шелдоном, не стала бы класть голову ему на грудь, не целовала бы его у двери…
Но она бессильна изменить прошлое. И вот из-за своей ошибки рискует потерять сына.
— Так что же вы мне предлагаете? — Она окинула вопросительным взглядом адвокатов. — Я отказываюсь просто так отдать сына этому человеку. Если бы Шелдон Трент объявился четыре года назад и заявил права на своего племянника, я бы даже не подумала встать у него на пути. Но ведь он отказался от него и подписал документы.
— Он говорит, что не делал этого. Вы ведь знаете, — заметил Линвуд, — мистер Трент утверждает, что его подпись подделана.
Адвокат говорил бесстрастно, поди разберись, что у него на уме. И все же его наигранное беспристрастие не обмануло Дороти. Для нее было очевидно, что не только он, но и его коллеги в глубине души считают, что Шелдон говорит правду. Разумеется, за определенную плату они не откажутся представлять ее интересы в суде в меру своих сил и способностей. Но несомненно, для себя они уже сделали вывод. Их логика проста: Шелдон богат, очень богат, и деньги дают ему неоспоримое право заполучить все, что ему хочется.
— Но я не верю ему! — разозлилась Дороти. Черт возьми, в конце концов, за деньги, которые она платит этим адвокатам, они обязаны встать на ее сторону! — Трент не в первый раз лжет. Ты ведь можешь это подтвердить, Милтон! В тот вечер, на аукционе, он сказал, что его зовут Шелдон Остин.
— Но так и есть, — как всегда вежливо заметил Линвуд. — Шелдон Остин Трент. В книге гостей он записался именно так. Мы проверяли. Распорядитель на аукционе ошибся… Будьте благоразумны, мисс Джексон. Вы хватаетесь за соломинку, и это можно понять. Безусловно, вам очень тяжело потерять Дэвида…
— Я никогда не потеряю его, — прервала адвоката Дороти. Вот теперь паника по-настоящему поднялась в ней. Она прижала кулаки к груди, будто стараясь удержать рвущийся наружу страх. — Дэвид — мой сын! — Голос ее надломился. — Мой сын!.. Вы понимаете, что это значит? Я не потеряю его. Не могу…
В кабинете воцарилось тягостное молчание, которое нарушил Милтон:
— Твои шансы очень малы. Уолфорд и Линвуд оберегают твои чувства, но правда состоит в том, что Трент — кровный родственник Дэвида, а ты — нет. Тебе повезет, если мы сможем добиться для тебя совместной опеки.
Дороти резко повернулась к Милтону.
— Возможно, мне следует обратиться к другим адвокатам, — жестко проговорила она. — Вы составляли документы об опеке и отнюдь не бесплатно. Я надеялась, что к ним нельзя будет придраться, а на деле оказывается, что это не так. Да?
— Не преувеличивай, говоря о гонораре, который мы получили от тебя за это дело, — усмехнулся Милтон, явно радуясь возможности показать Дороти, что сумма, казавшаяся той целым состоянием, для них была мелочью. Он прекрасно знал, что едва ли она может позволить себе обратиться в другую контору. — Мы, конечно, чувствуем определенную ответственность…
Уолфорд прокашлялся и предостерегающе поднял палец.
— Скорее речь может идти о сочувствии, вызванном положением мисс Джексон, — поправил он Милтона, натянуто улыбаясь. — Но, к сожалению, в этом деле наша фирма не может брать на себя полную ответственность.
Ну, разумеется! Ни под каким видом эти самодовольные адвокаты не возьмут на себя ответственность за то, что рушится жизнь маленького ребенка, что разбивается женское сердце. В общем-то, им абсолютно безразличны не только она и Дэвид, но и Шелдон Трент. Им все равно, кому достанется ребенок, лишь бы не пострадали интересы их фирмы.
Дороти вскочила, но ноги уже не держали ее, и ей пришлось ухватиться за край внушительного стола Уолфорда, чтобы устоять. Затем она слегка потерла виски, стараясь справиться с нараставшим ощущением полной безысходности. Ей все еще было трудно поверить, что она оказалась в одиночестве. Здесь у нее не было союзников. Этим людям не понять, что чувствует мать, любящая маленького сына и желающая ему счастья.
Дороти не могла придумать, куда ей обратиться за помощью. У нее не было никаких связей, а среди знакомых не числились те, кого принято называть «нужными людьми». Из всего этого следовало лишь одно: ей придется бороться за сына самой.
— Может быть, мне поговорить с Шелдоном?.. — неуверенно предложила она.
Адвокаты немедленно встрепенулись. Линвуд тихо простонал что-то неразборчивое, а Уолфорд энергично покачал головой.
— Ради всего святого, не делайте этого!
Милтон же изменился в лице.
— Послушай, Дороти, — предостерегающе прошипел он, — это наихудшее из того, что ты можешь сделать. Ты не должна оставаться с этим человеком наедине ни одной минуты. Предоставь его нам. Одному Богу известно, что он может заставить тебя сделать.
