— Как ужасно…
— Разве? — Улыбнувшись, Мисти почесала спину Кетчупу, и песик зажмурил глаза от удовольствия. — Мне никогда не казалось это ужасным. Печальным, да, но не ужасным. Мы видели ее мир через ее открытки, которые она нам присылала, и это давало мне ощущение сопричастности к ее жизни. Разглядывая эти открытки, присланные из разных уголков планеты, я идентифицировала себя с нею. Я скучала по ней… Но я не была заброшена. Бабушка с дедушкой делали все для своей дочери, и они любили меня.
— Но ведь вы росли без мамы.
— Я любила моих стариков, а они любили меня, — сказала Мисти. — Думаю, что моя мать просто не была способна на это. Я не сразу это поняла. — Улыбка исчезла с ее лица. — Она не способна любить. И много потеряла в жизни. Любить — это прекрасно. Вот я, например, вчера полюбила Кетчупа. Меня очень легко растрогать. Пять лет назад у нас было четыре собаки. Последняя умерла полгода назад. Она похоронена возле клумбы с розами в бабушкином саду. А теперь сама бабушка… — Она замолчала. — Нет, бабушка жива! Только у нее было два инсульта. Сейчас она находится в доме для престарелых, а ведь ей всего семьдесят три года. Я думала… Когда с ней случился второй инсульт и наша последняя собака умерла, я думала… Ну, это не имеет значения, о чем я думала. И правильно, что я взяла себе другую собаку. Когда ты влюбляешься, разве у тебя есть выбор?
— Выбор есть всегда.
— Разве вы можете оставить Бейли?
— Как можно сравнивать собаку и…
— Любовь есть любовь, — просто сказала она. — Ты принимаешь ее там, где находишь.
А он сам где нашел свою любовь? Он думал, что нашел ее с Изабеллой. Но он тогда просто сошел с ума…
Бейли потянулся и зевнул. Солнце садилось за горизонт, небо быстро темнело.
Мисти задумчиво смотрела на куличков, круживших низко над берегом, и Ник подумал, какая же она спокойная женщина! И красивая. И чем больше он смотрел на нее, тем более убеждался в том, что она — потрясающе красивая.
И ему захотелось — нестерпимо захотелось — поцеловать ее.
Ее рука упиралась в плед всего лишь в нескольких сантиметрах от него. Разве он мог не прикоснуться к ней? Приподняв руку, Ник нежно провел пальцами по ее тонкому запястью, и она даже не вздрогнула. Кожа ее не была такой же шелковисто-нежной, как у Изабеллы. На ней было несколько шрамов. Линии жизни.
Мир вокруг них затих. Может быть…
— Нет, — сказала она и убрала руку.
— Нет?
— Любовный роман между родителем и его учительницей — это катастрофа, — сказала она.
Ник улыбнулся. Что происходит? Ему надо вернуться к непринужденному тону.
— Я рассказал вам об Изабелле, — произнес он с некоторым вызовом.
— Вы хотите, чтобы я рассказала о Роджере Прауди? О том, как он целовал меня за сараем, когда мне было восемь лет?
— Что?..
— Да, и поцелуй его был слюнявым.
«У нее было полно своих проблем — гораздо больше, чем у меня», — подумал Ник.
— Когда бабушка целует меня, она тоже меня обслюнявливает, — сонно сказал Бейли. Он клевал носом, привалившись к Кетчупу.
— У тебя одна бабушка или две? — спросила Мисти у Бейли.
— Две, но бабушка Холт сильно плачет и размазывает по мне губную помаду.
— Да, звучит неприятно, — кивнула Мисти. — Ты часто видишься со своими бабушками?
— Бабушка Роза и дедушка Билл живут на яхте, как мы жили раньше, — сказал Бейли. — Они приезжали ко мне в больницу много раз. Привозили компьютерные игры и много еще чего. Но бабушка и дедушка Холт приезжали лишь один раз. Бабушка Холт сказала, что компьютерные игры — это работа дьявола, и дедушка кричал на папу, когда он сказал, что мы не вернемся назад в Пен… Пенсильванию. Потом бабушка Холт расплакалась, поцеловала меня очень крепко, несколько раз, и сильно-сильно обслюнявила меня.
— Действительно, неприятно, — улыбнулась Мисти, затем повернулась к Нику, и в глазах ее искрился смех. — Бабушка Холт — не рискованная бабушка? Неужели никто не сказал ей, что слюнявые поцелуи — это переносчики микробов?
И вдруг Ник обнаружил, что улыбается.
Решение привезти Бейли в Австралию было в некоторой степени вынужденным. Если бы он вернулся в Штаты, где жили его родители, то ему пришлось бы тяжело. И Бейли тоже. Но если бы он остался в Англии… Родители Изабеллы жили в Англии. Они несказанно любили Бейли, но в этой любви было нечто подавляющее. Они задушили бы Бейли своей опекой, подумал Ник, и Бейли, возможно, стал бы таким же, как Изабелла.
Бэнкси-Бэй же сулил им обоим новую жизнь. Здесь они были далеко от родителей Изабеллы с их навязчивой заботой. И далеко от его собственных родителей. Переехать в Бэнкси-Бэй означало избавить Бейли от «слюнявых поцелуев».
— Нам надо домой, — сказал Ник. Он знал, что слова его прозвучали резко, но ничего не мог поделать. Внезапно налетевшие чувства лишили его покоя. — Пойдем, — добавил он, встав слишком быстро. — Давай отнесем все это к Мисти в дом, а сами поедем к себе.
— Я не хочу к нам домой. — Голос Бейли был сонным. Он устроился на пледе рядом с Кетчупом и выглядел так расслабленно и спокойно, что Ник поразился. — Почему мы не останемся здесь?
— Мы не можем спать на пляже.
— Я имею в виду — в доме мисс Лоуренс. — Похоже, Бейли, погружаясь в сон, стал фантазировать. — Я буду спать на одной из тех больших-больших кроватей. Я и Кетчуп. И я буду видеть Кетчупа каждое утро.
Что это за фантазия? Ник почувствовал, как у него перехватило горло.
— Мисс Лоуренс не желает, чтобы мы остались здесь.
— Кетчуп желает.
— Нет, — сказала Мисти, и голос ее звучал странно. — Это не очень хорошая мысль, Бейли. У тебя есть свой дом.
Но вдруг Бейли окончательно проснулся, сел на подстилке и обосновал свое предложение:
— Наш дом ужасный. И мы поможем мисс Лоуренс ухаживать за Кетчупом.
— Я справлюсь сама!
— Он полюбил меня…
— Я знаю, что полюбил, — сказала Мисти. Наклонившись, она обняла Бейли, затем взяла на руки Кетчупа. — Но Кетчуп — моя собака. Твой отец заплатил за его лечение и оказал мне большую помощь. Но больше мне не надо помогать. Я ухаживаю за бабушкой, и я буду ухаживать за Кетчупом. И ухаживать за кем-то еще я просто не могу. Прости, но вы с отцом должны жить своей жизнью.
Мисти посадила Кетчупа обратно в машину. Песику, конечно, было бы лучше поспать дома на своей мягкой лежанке, но Мисти не хотела оставлять его одного.
— Ты меня втянул в историю, — прошептала она. — Откуда ты взялся и как тебе удалось так растрогать меня? Я размякла, ты лишил меня твердости. О, Кетчуп!
