Элоиз поставила чашку и трясущимися руками закрыла лицо.
Джем дотронулся до ее руки, она судорожно сжала пальцы. Оба замолчали. Что он мог сказать, чтобы облегчить ее муки?
— Извините, — смущенно произнесла Элоиз и вытерла слезы.
Она больше не была ледяной блондинкой, какой показалась ему при первой встрече. Она всегда будет для него женщиной, которую переполняют эмоции…
— Не могу понять, почему я плачу.
С сочувственной улыбкой Джем глядел, как Элоиз мужественно старается взять себя в руки.
Она еще раз вытерла глаза.
— Он рассказал мне о своей жене, Сильвии. О ее болезни.
— Они были женаты двадцать девять лет.
Элоиз подняла на него глаза, полные страдания. В душе Джема все перевернулось.
— У Сильвии было тяжелое неврологическое заболевание, от которого она и умерла. Жестокая участь, особенно для очаровательной образованной женщины. Лоренсу было невыносимо смотреть на это.
— Это была тяжелая затяжная болезнь, — сказал Джем, допивая пиво.
— Лоренс мне все объяснил. Он сильно любил ее, страдал от безысходности. Он обеспечил ей самое лучшее лечение и уход. А сам пытался отрешиться от происходящего, проводя долгие вечера в библиотеке.
Джем знал об этом от самого Лоренса. Тот очень сожалел, что так вел себя в последние месяцы жизни Сильвии. Но как объяснить его связь с Ванессой? И отказ от ребенка. Невозможно представить.
— Тем летом мама приехала в поместье. Она была такая юная… и такая красивая. И… он сказал, что она была очень добра и сердечна.
Она задумалась, словно вспоминая что-то.
— И у них начался роман? — предположил Джем.
— Случайно. Лоренс говорит, что вовсе не стремился к этому, он не мог предположить, что Несса, как он ее называет, испытывает к нему что-то.
Она задумчиво сплела пальцы.
— Но она полюбила его?
— Да, — Элоиз судорожно вздохнула. — Он сказал, что все началось с безобидной чашки чая на террасе и стало для него таким же необходимым, как дыхание.
Джем ясно представил себе отчима, произносящего эти слова. Он часто повторял, что большие решения являются следствием множества малых. Важно следить за малыми решениями, чтобы большие были правильными… и достойными.
Впервые Джем подумал, не отсюда ли пошла жизненная философия Лоренса?
— И как долго они были любовниками? — спросил он.
— Не долго. По крайне мере не физическими любовниками. Лоренс полюбил маму сразу же, как она тут появилась. Он думал, что ему ничего не грозит, вряд ли ее привлечет такой пожилой человек.
— Ему было только сорок пять.
— А ей — девятнадцать. Она казалась ему похожей на свежее и прекрасное майское утро.
Следы опять навернулись ей на глаза. Одна слезинка покатилась по щеке, оставляя серебристый след. Джем не задумываясь протянул руку и вытер ее.
Элоиз сама была как майское утро. В свои двадцать семь она выглядела более зрелой, чем Ванесса на фото, но сходство явное.
Джем услышал ее вздох. Ясно, что легко влюбиться в такую женщину. Он ждал, откинувшись на стуле.
— Они вместе читали стихи. Разговаривали. Пили чай на террасе. — Элоиз улыбнулась. — И он совершенно позабыл, что женат. Что его жена смертельно больна. Что все в его жизни сломано…
Она взглянула на Джема, молча моля о понимании, и он с удивлением поймал себя на том, что понимает. Хоть это и невозможно. Любовные связи, по его мнению, непростительны. Они подразумевают ложь и обман. Это все результат предельного эгоизма.
Возможно, так и было. Но в душе тем не менее росло чувство симпатии и сострадания.
— Все изменилось, когда он ее поцеловал. Однажды они даже решили уехать, но не сделали этого. От мысли, что им не быть вместе, они страдали. — Элоиз улыбнулась, нервно и нерешительно. — Я поступаю плохо, радуясь тому, что он любил ее?
Джем не знал, что ответить. Если Элоиз от этого легче, то ничего плохого нет, но…
Ему тут же представлялись другие образы: одинокая и брошенная Сильвия, тело которой отказывалось двигаться. Собственная мать, рыдающая и страдающая от грубости отца. Кругом ложь. Так много горьких разочарований.
— Он не знал, что она беременна, — почти торжествующе произнесла Элоиз. — Он ничего не знал обо мне.
— А почему она ему не сказала?
— Не знаю. Он жалеет об этом. — Элоиз горько улыбнулась, легкая боль мелькнула в её глазах. — Что бы он сделал, если бы знал? Его жена умирала.
— А что случилось с Ванессой? — тихо спросил Джем.
— Мама вернулась домой. Родила меня. — Она взглянула на официантку, подошедшую убрать посуду.
— Не хотите ли чего-нибудь еще? — спросил Джем. — Десерт, кофе?
Элоиз отрицательно помотала головой и взглянула на часы.
— Мне нужно возвращаться в Лондон. Не люблю ездить в темноте. — Она поднялась и взяла жакет.
— Я расплачусь и отвезу вас к вашему автомобилю.
— Я сама… — Она смутилась, а он смотрел на нее, словно она говорила по-португальски.
Джем достал дорогой бумажник из мягкой кожи. Он владел дорогими вещами, не придавая им значения. Это просто часть его жизни.
Он никогда не сможет понять, как стыдно прятать протертые на локтях рукава школьного джемпера и носить вещи из «секонд-хэнда».
Но он был так добр…
— Вы готовы? — повернулся к ней Джем.
— Да. — Она направилась к низкой двери, натягивая на ходу жакет.
— Вы жили с родителями мамы?
Элиоз повернулась и рассмеялась.
— Бабушка считала позором иметь незамужнюю дочь с ребенком. Она говорила всем, что Ванесса получила отличную работу далеко от дома, а сама отослала маму к кузине в Бирмингем.
— Вы рассказали Лоренсу об этом?
— Пришлось. Лоренса очень интересовала судьба Нессы.
— Вы правы. И как он все воспринял?
— Он плакал, — ответила Элоиз. И тогда у нее исчезло чувство ненависти и желание мстить. Он и так страдал. — Все было не так плохо в моей жизни. — Она грустно улыбнулась. — У меня была замечательная мама, которая меня очень любила. А это уже много.
— И вы жили в Бирмингеме?
— Мама могла бы вернуться домой, если бы согласилась отказаться от меня. Но она не хотела. — Элоиз старалась говорить спокойно. — Бабушка навещала нас, но мы никогда к ней не ездили.
— Никогда?
— Она стеснялась. Это могло разрушить ее имидж, считалось, что у нее благополучная семья.
— Это ужасно. — Джем нахмурился.
— Возможно. Многие боятся осуждения.
— Она жива? — после короткого молчания спросил он.
Элоиз отрицательно помотала головой и отвернулась. Бабушка тихо скончалась два года назад. Никто особенно не сожалел. И никто ее не любил.
