– Пожалуйста, Эндрю, не надо…
Говоря это, Бэл поняла, что он вынимает шпильки из ее волос, но не успела поднять руку, чтобы остановить его, как шелковистые волны упали на плечи.
Неожиданно резким движением он развернул ее, сильными пальцами подняв ее подбородок и предотвращая губами дальнейшие протесты.
Она молча сопротивлялась, уперев ему руки в грудь и пытаясь отодвинуть его, но с таким же успехом она могла попытаться сдвинуть с места колонну Траяна – он только крепче сжал объятия.
Эндрю целовал ее искусно, убеждающе, без капли настойчивости, так, словно у них впереди была вечность.
Ей следовало бы не забывать об осторожности, но его неторопливая нежность придала ей чувство уверенности, заставила поверить, что она может положить этому конец, как только сама захочет. Но когда Бэл, испугавшись разливавшегося по телу тепла, попыталась это сделать, он зажал ее лицо между ладонями и, проводя пальцами сквозь волосы, заставил ее рот открыться еще шире, чтобы углубить поцелуй.
Это было нападением на ее чувства, которое смело остатки осторожности и принесло сказочное наслаждение.
Ладонями она чувствовала прохладу шелка его рубашки, но ей хотелось прикоснуться к нему самому, без этой преграды. Не отдавая себе отчета в собственных действиях, она скользнула пальцами в распахнутый ворот, чтобы почувствовать его гладкую теплую кожу, твердые мышцы, жесткие волосы.
Бэл слишком поздно заметила, что он тоже поглаживает ей плечи. Когда тонкие бретельки ее топа соскользнули и он накрыл рукой ее грудь, она осознала всю грозившую ей опасность и еще раз попыталась оттолкнуть его.
Но ее отчаянный шепот: «Не надо, пожалуйста, не надо…» – исчез в гортанном стоне, так как его палец нащупал и теперь дразнил чувствительный сосок сквозь тонкую ткань ее лифчика. Пока одна его рука продолжала сводить ее с ума, другая занялась пуговицами, а секунду спустя он освободил топ от державшего его пояса юбки и отбросил в сторону.
– Такси… – сделала она последнюю отчаянную попытку спастись, ухватившись за эту мысль, как тонущий – за соломинку.
– Не будет никакого такси.
– Я не понимаю…
– Не будет никакого такси, – повторил он.
– Значит, ты звонил понарошку!
Не предприняв ни единой попытки оправдаться и отвергнуть обвинения, он заключил ее в объятия, прекращая поцелуем все дальнейшие возражения.
Одной рукой он продолжал прижимать ее к себе, а другой повторял изгибы ее тела, продолжая целовать ее неистово, с яростным желанием, которое раздувало полыхающее в ней самой пламя.
Желание переполняло ее, такого она не испытывала ни разу в жизни, но вдруг все прекратилось – он отстранился, и она тут же испытала неприятное чувство брошенности.
Пробормотав что-то в знак протеста, она обхватила руками его шею и прижалась к нему.
Он нежно отодвинул ее от себя.
– Может, нам нужно остановиться, пока мы еще в состоянии это сделать?
– Что? – заплетающимся языком переспросила Бэл. В глазах было по-прежнему темно, кровь дико пульсировала в висках, а желание расплавленной лавой неслось по жилам.
– Я не хочу ни сожалений, ни упреков. Так что если хочешь уехать, то я вызову такси по-настоящему.
Откуда-то появилась мысль: ведь он уже взял ее невинность, так что терять нечего…
– Нет.
– Что – нет?
– Я не хочу уезжать.
– Тогда скажи, чего ты хочешь?
– Ты знаешь, чего я хочу, – хрипло пробормотала она.
Но он безжалостно продолжал настаивать:
– Произнеси это вслух.
– Я хочу остаться здесь. Я хочу, чтобы ты меня любил.
Он победно схватил ее в охапку и понес в спальню. Устроившись на огромной кровати с пологом, она обняла его за шею и постаралась притянуть к себе.
– Полегче, милая. – Он не дал ей осуществить задуманное. – Хоть мне и нравится твоя активность, не надо все портить спешкой. У нас вся ночь впереди. Я хочу ласкать тебя, хочу узнать все секреты твоего тела.
Со сводящей с ума медлительностью он раздел ее, целуя каждый сантиметр обнажаемого тела, радуясь тому, как ее нервные окончания реагируют на его прикосновения.
Когда она осталась абсолютно обнаженной, Эндрю включил лампу и отошел, чтобы взглянуть на Бэл, открытую его взгляду: прекрасные волосы разметались по подушке, ресницы опущены, видно, как бьется пульс у основания шеи. Покрытое золотистым загаром стройное тело было прекрасно – плавный изгиб бедер, длинные ноги, упругая грудь с напряженными розовыми сосками.
Прохладный вечерний ветерок, ворвавшийся в комнату сквозь распахнутое окно, коснулся ее разгоряченного тела. Приподняв тяжелые веки, Бэл обнаружила, что он водит по ней глазами, как только что руками и губами, и неожиданно испугалась. Только сейчас до нее дошло, что она ожидала совсем другого – быстрого и страстного обмена сексуальными удовольствиями. А выходило так, словно он брал не только ее тело, но и душу. Он делал ее своей, а из такого плена ей не вырваться никогда.
Она невольно вздрогнула.
Неправильно истолковав это, он быстро скинул собственную одежду и вытянулся на кровати рядом с ней, чтобы согреть ее.
Какую-то секунду она даже пыталась противиться своему желанию, поработившему ее волю, но, прежде чем она успела сделать хоть какое-то оборонительное движение, он начал ее целовать, и Бэл снова задыхалась, сходила с ума от страсти.
Почувствовав его губы на собственной груди, она прошептала:
– Пожалуйста, не надо!
– Тебе не нравится?
– Нет… Но я просто боюсь, что больше не выдержу.
Он усмехнулся.
– Святая невинность, это только начало, – произнес он, продолжая ласкать ее грудь.
Она слышала бешеное биение собственного сердца, безуспешно стараясь сдержать рвущиеся наружу стоны удовольствия. Он был прав, говоря, что это только начало. Его пылкие, но небыстрые ласки были столь необычны, что о таком она не могла мечтать даже в самых смелых эротических фантазиях.
Эндрю наслаждался совершенством ее тела, пока она совсем не потеряла разум от страсти и лихорадочно не попросила:
– Пожалуйста, пожалуйста…
Подумав, что, наверное, умрет от переполнявшего ее желания, Бэл почувствовала тяжесть его тела.
Несмотря на пылкость, он оставался нежным, но, не готовая к заставшей ее врасплох режущей боли, она вскрикнула.
– Бэл, милая моя Бэл, – прошептал он и начал страстно целовать ее, одновременно медленно двигаясь, раскручивая спираль желания и заставляя ее забыть обо всем на свете.
Это потрясло ее – абсолютное единение, увенчавшееся вспышкой огня и света где-то на вершинах экстаза. Она словно поднялась к звездам.
