— Это похоть, — с пафосом убеждал себя Нейт под писк завершившей работу сушилки. — В такое состояние может вогнать умозрительный образ любой женщины в твоей постели. Особенно после длительного периода воздержания.
Он вытащил белье из сушилки и, не разбирая, всей кучей бухнул в корзину. Как опытный капитан, он проведет свой корабль по неистовой пучине волн и не позволит ему пойти ко дну. Никогда.
Перед входом в квартиру ему пришлось остановиться и приложить немало усилий, чтобы взять себя в руки в предчувствии ожесточенной борьбы.
— Это просто смешно, — пробубнил он и наконец резко открыл дверь. — Может, она и женщина, но я мужчина, я сильный.
Вытащив тренировочные штаны из клубка спутанных полотенец, Нейт прошел через кухню в ванную комнату для гостей, переоделся и почистил зубы. Обмотавшись шерстяным пледом, он камнем рухнул на диван. Ноги, Ноги, конечно, свисали, а сам диван был бугристым и узким, даже когда увесистые подушки, формирующие спинку, были сброшены на пол. Нейт заложил руки за голову и уставился в потолок. Ему предстояла долгая бессонная ночь.
Элли повернулась с бока на живот, через полминуты перевалилась на спину, вытянула шею и взглянула на часы, подло светящиеся в темноте на прикроватной тумбочке. Два часа утра. В восемь тридцать она должна быть на уроке в пятом классе. И ни при каких обстоятельствах не может позволить себе ни намека на слабость в присутствии смышленых ребят из старого города. С ними надо быть начеку ежесекундно, иначе они сотрут тебя в порошок. Войти в класс со следами бессонной и тревожной ночи на лице было равносильно стихийному бедствию.
В семь минут третьего Элли перевернулась на другой бок, чтобы больше не смотреть на часы и опробовать новое положение для сна. Но сон не приходил.
Наконец она сбросила простыню и села на кровати. Потом встала, накинула кое-что из вещей и медленно пошла двери. Кроме ее возбужденного дыхания, тишины ничто не нарушало.
— Может быть, немного горячего какао, — пробормотала Элли.
Она остановилась в нерешительности у двери и прислушалась: в гостиной царила мертвая тишина. Судя по всему, Нейт спал без задних ног. Нечего было так беспокоиться о своем целомудрии, мистера Натаниэля Паркера это вовсе не интересовало.
Сопляк!
Мог бы поиграть немного, начать с красивой подачи и дать ей возможность отбить пас, поставив его на место.
Элли мягко повернула дверную ручку. Если она будет осторожна, ей удастся тихо проскользнуть мимо Нейта и приготовить какао. А если сделать это быстро и снадобье окажется эффективным, то у нее в запасе будет два-три часа потенциального сна. Не так уж много, но на безрыбье и рак рыба.
Она выпорхнула из спальни, как привидение, и крадучись прошла мимо дивана.
— Куда вы направляетесь? — задал вопрос Нейт.
— Не приближайтесь ко мне! — Элли пронзительно взвизгнула и отскочила, одной рукой прикрывая грудь. — Пытаетесь довести меня до сердечного приступа? — Она обернулась — Нейта на диване не было, он стоял у окна, вглядываясь в темноту ночи. — Почему вы не в постели?
Нейт пожал плечами.
— Не мог заснуть.
— Да, — ответила Элли, — я тоже.
— Простите, что напугал.
— Ничего страшного.
— А куда вы шли?
— На кухню. Думала, немного горячего какао пойдет на пользу.
Нейт глубокомысленно закивал, повернулся и зажег торшер. Свет заставил их прикрыть глаза.
— Ну, конечно, теперь, когда вы меня напугали и включили яркий свет, у меня вообще сна ни в одном глазу.
Все это было на совести Нейта, Элли страдала безвинно, по крайней мере, на уровне интеллекта это до него дошло. Но вот неуемные болевые ощущения в исконно мужской части тела, а также вдвое увеличившиеся размеры этой части были на совести его отца, честно.
Нейт открыл холодильник и вытащил пакет молока. Хмуро посмотрел, как Элли поглаживает грудь, инстинктивно стараясь нормализовать сердцебиение. И не то, чтобы на ней было французское, до безобразия открытое неглиже. И не то, чтобы пижама была слишком прозрачной или совсем просвечивающей. Нет, на девушке были просто домашние тренировочные брюки и не по размеру большая футболка. Ничто не спадало с плеч, линия выреза спереди как бы совершенно невзначай не открывала взору жизненно важное и животрепещущее. Ни намека на стриптиз.
Так почему же он испытывает такое безумное, такое непреодолимое желание колотить себя в грудь, чтобы загнать свое сердце в клетку?
Хорошо, хорошо, ясно, что лифчик под футболкой отсутствует. Грудь упругая, маленькие, как изюминки, соски немного приподнимают ткань. Великое дело, а то он сосков не видел! Ему же тридцать, а не пятнадцать.
— Мимо льете.
— Что? А, да, мимо. Не дадите ложку?
Нейт вытер пролившееся молоко и прицелился более тщательно.
— Готово. Теперь поставьте кружки в микроволновку, а я достану пакетики с какао.
— Нет у вас, случайно, пастилы?
— Вам всегда хочется пастилы в половине третьего ночи? Нет, к сожалению, нет. Скажите спасибо, что у меня оказался растворимый какао.
Микроволновка тренькнула, и Элли вынула кружки, высыпала какао из пакетиков и печально размешала.
— У меня сейчас большие затруднения с выражением благодарности.
— Да, мне знакомо это ощущение.
— Нет, боюсь вы все-таки не представляете, что значит предстать перед тридцатью шестью учениками предподросткового возраста из района старого города после бессонной ночи. Я потенциальный покойник.
Голова у Нейта резко дернулась вверх. Это не прошло мимо Элли, и она постаралась его успокоить:
— Фигурально выражаясь, конечно. Ребята знают, что любое применение физической силы грозит им переводом в муниципальную школу. Они просто изведут меня шутками.
Нейт отхлебнул немного какао и с грохотом поставил кружку на стол.
— Надо было бы послать с вами отца. Если бы он не связался с ремонтом этого электрического привода к мойке, вы спокойно спали бы сейчас в собственной постели. — А Нейт спокойно спал бы в своей, а не сидел бы здесь с женщиной и не пускал бы вожделенно слюни.
Элли оперла голову на руку и раздраженно взглянула на него.
— Вы считаете, что текущий экономический спад в стране тоже происходит по вине вашего отца? — В голосе зазвучала угроза. — И знаете, что? Вам требуется помощь. Хороший психотерапевт объяснил бы вам, почему, ответственность за все мировые проблемы вы переносите на плечи вашего отца. Он милый человек, которому вы совсем не безразличны. Он только пытался облегчить вам жизнь, а вы лишь брюзжите и перекладываете на него вину. Вам должно быть стыдно…
