Они уже поднялись на набережную и направлялись к машине, когда взвыли сирены и несколько полицейских машин на бешеной скорости съехали вниз, к воде, и перегородили оба выхода из-под моста. Джон замер на полуслове, мэтр вздохнул, а Жан неожиданно подал голос:
– Вот вам и решение. Легавые щас всех заметут. Посидит на киче пару дней, а вы пока спокойно оформите все бумажки. Не переживайте вы так, мэтр. Мсье прав. В приюте ей самое место. Бешеная. Молодая. Глупая.
Джон смотрел в сторону темного жерла, где скрылись полицейские в легкомысленной голубой форме. Внезапно он опять вспомнил зарешеченные мутные окна, колючую проволоку... И почти воочию – как бьется в руках плечистых надзирательниц худенькая девчонка с соломенными растрепанными волосами, как кричит, беззвучно разевая рот, и из зеленых глаз текут злые слезы.
Полицейские машины взвыли, развернулись и на бешеной скорости умчались прочь. Джон проводил их взглядом и повернулся к Жану.
– Куда они поехали? Я никого не видел.
– Известно, не видели. Их всех на ту сторону выгнали и в фургон загрузили. Теперь в участок повезли. Здесь недалеко, три квартала. Сен-Мартен.
Джон вздрогнул. Потом решительно шагнул к машине.
– Едем.
Мэтр сердито спросил:
– Ко мне в офис?
– Да нет же! В полицию. В Сен-Мартен.
Полицейский участок был чистеньким и бедненьким на вид. Казенная голубая краска бросала на лица всех входящих чахоточную тень, стрекотала где-то невидимая машинка, то и дело звонили телефоны, пахло дрянным кофе, сигаретным дымом и тоской. Вокруг сновали люди в форме и в штатском, иногда по коридору проводили каких-то темных личностей, закованных в наручники, размалеванных девиц, отчаянно кокетничающих со всеми подряд, клошаров, безропотно прижимающих к себе драные полиэтиленовые пакеты, источающие вонь всех окрестных помоек.
Мэтр Жювийон ориентировался здесь гораздо лучше и снова стал провожатым. Вскоре они с Джоном (Жан застенчиво улыбнулся и распрощался с ними у входа в участок) вошли в маленькую, чудовищно прокуренную комнатку, в которой сидели, стояли и говорили по трем телефонам одновременно человек восемь. Мэтр безошибочно вычислил главного и шагнул к столу у окна.
– Могу я поговорить с вами, мсье? Четверть часа назад сюда доставили группу подростков из-под моста Ле Шапе...
– Банду.
– Что? Возможно, возможно. Предпочел бы именовать их группой вплоть до решения суда. Позвольте представиться, мэтр Жювийон, адвокатская контора «Жювийон и Ренан».
– Комиссар Прево. Полагаю, с вами рядом – мэтр Ренан?
– Что? О, нет. Ренан, к сожалению, скончался лет двадцать назад, оставив мне свою долю. Это – мсье Жан Ормонд, наш гость из Англии.
– Польщен, но продолжаю оставаться в неведении. Мсье Ормонда интересует работа парижской полиции?
Джон нахмурился и шагнул ближе к столу. Сарказм комиссара, возможно, был вполне объясним, но графу Лейстерскому, честно говоря, осточертел Париж и хотелось домой.
– Вы задержали группу несовершеннолетних, комиссар, и меня интересует одна из задержанных. Жюльетта Арно, семнадцати лет.
– Да? Очень возможно, что там есть и такая, почему она вас так интересует? Не успели расплатиться с ней за работу?
Взгляд Джона потемнел, густые брови сошлись на переносице.
– Я прекрасно понимаю, что у вас нелегкая работа, комиссар, но это все равно не дает вам права оскорблять людей. Я являюсь опекуном девушки и хочу забрать ее отсюда.
Некоторое время комиссар хмуро изучал ловко подсунутые мэтром Жювийоном бумаги, а затем рявкнул куда-то в сторону коридора:
– Анри, если вы закончили с группой юных дарований, тащи сюда девицу Арно и ее дело заодно.
Еще несколько минут комиссар с повышенным интересом изучал конфигурацию пятен на своем столе, Джон смотрел в окно, а мэтр вздыхал и вертел головой во все стороны.
Потом из коридора явились два рослых полицейских в форме, а между ними, волоча ноги и шмыгая носом, шла мадемуазель Арно. Бейсболки на ней уже не было, и Джон увидел, что ее соломенные волосы заплетены в несколько десятков косичек, на манер африканских. Девушка кусала губы, но не плакала.
Комиссар взял у одного из полицейских папку, открыл ее, пролистал, а затем поднял голову и бесцветным голосом сообщил:
– Сожалею, господа, но девица Арно не может быть отпущена. На нее заведено уголовное дело.
Жюльетта вскинулась, потом встретилась глазами с Джоном и тут же залилась румянцем, опустила голову, а секундой позже на черную футболку с изображением волчьей головы упала единственная слезинка. Рядом задушенно всхлипнул мэтр Жювийон. Джон быстро спросил:
– В чем ее обвиняют? Есть ли доказательства?
– Она украла кошелек. В кошельке находилось несколько кредитных карт, документы и водительские права, а также крупная сумма наличными. Кошелек обнаружен при обыске обвиняемой. Разумеется, это могло бы быть и совпадением, но сегодня утром мы приняли заявление от гражданина Великобритании. Он сообщил, что его ограбили вчера вечером, описал приметы похитителя и назвал имя свидетеля ограбления – официанта из ресторана «Кифара». Таким образом, господа, дело раскрыто. Кстати, мсье Ормонд, вот ваш бумажник.
Комиссар впервые поднял голову и с некоторым ехидством посмотрел на Джона. Тот ответил ему невозмутимым ледяным взглядом и повернулся к мэтру Жювийону.
– Я могу что-то сделать, мэтр?
– Разумеется, мой друг, разумеется, вы можете отозвать свое заявление и не подавать на девочку в суд, но я бы вам советовал...
Мэтр поманил к себе Джона и горячо зашептал ему на ухо. Через секунду Джон возмущенно выпрямился.
– Мэтр, это же шантаж!
– Исключительно для пользы дела, мой дорогой! Ведь как все удачно складывается – и волки целы, и овцы хоть куда!
– Я не могу.
– Тогда позвольте мне.
– Нет. Я сам.
Джон подошел к Жюльетте и решительно приподнял согнутым указательным пальцем ee подбородок.
– Даю пять секунд на раздумье – Англия или тюрьма.
– Вы... вы...
– Три секунды. Вы едете? Да или нет?
– Да!!! Чтоб вам лопнуть!
– Комиссар, я забираю свое заявление.
– Что?
– Я отзываю свое заявление об ограблении и удостоверяю, что мадемуазель Арно является членом моей семьи и имеет полное право хранить у себя некоторые принадлежащие мне вещи и документы, а также денежные суммы.
Комиссар с тоскливой ненавистью посмотрел на всю троицу, потом отвернулся и буркнул:
– Снимите с нее браслеты. Всего хорошего, господа. И мой вам совет – в гостях хорошо, а дома лучше. Не тяните с отъездом.
