— Не нужно играть в скромницу, мне это не интересно, — говорит с нотками раздражения и через секунду оказывается рядом.
А я продолжаю смотреть на поникший член, вспоминая, каким огромным он может быть, если его возбудить.
Устрашающе большим.
Готова ли я вновь его увидеть?
Да, черт подери.
Я же именно за этим и пришла. Тогда почему сердечко так заходится в груди? Почему же так страшно и волнительно.
В воздухе повисло напряжение. Запах ужаса вперемешку с удушающей похотью.
Поднимаю взгляд медленно, ощущая, что не могу пошевелиться и вымолвить хоть слова, как рыба, выброшенная на берег, только хватаю ртом воздух.
Тем более, что так приятно ласкать взглядом выпуклости мышцы и смуглость жесткой кожи.
Становлюсь смелей, поднимаю руку к груди и вскрикиваю, когда он хватает пятерней мои волосы.
Но грубость неожиданно сменяется нежностью, и он пропускает пряди между пальцев, внезапно наклоняется и вдыхает аромат, от чего мне хочется улыбнуться, потому что теперь я знаю, он не мог перепутать пережженное, крашеное дерьмо с моими шикарными, шелковистыми волосами.
Шлюху он бы так не нюхал. И пусть в его глазах пугающая пустота, я знаю, что значу для него намного больше, чем он может осознать.
Он должен был меня узнать, а значит можно подняться на цыпочки и ощутить твёрдость его губ.
Веду рукой вверх по каменному торсу, и меня накрывает доля сомнения и страха. И не зря, потому что за рукой растёт и член.
Становится громадным. Держится словно управляемый неким кукловодом, слегка покачивается из стороны в сторону, смущая меня величиной темно-розовой головкой.
К нему мне ещё предстоит вернуться, но сейчас я хочу поласкать его тело. Обнять, поцеловать.
Пальчиками прохожусь по мускулистым плечам и жду, когда он начнет ругать меня за опрометчивость поступка. Или хвалить.
Даже не знаю, что будет лучше.
Жду от него хоть что-то. Но, не дождавшись и почти потерявшись в темноте его стеклянных глаз, целую смело, пробуя на вкус долгожданные, сухие губы и слышу грубое:
— Такие поцелуи мне не нравятся.
— А какие нравятся, — еле выдыхаю, предвкушая, что сейчас он начнет учить меня целоваться по-французски. — Французские?
— Немецкие, — пьяно хмыкает он, накручивая пряди моих волос до острой боли на свой огромный кулак со сбитыми костяшками и одним движением ставит на колени.
Недоумевая, поднимаю взгляд, хочу открыть рот, чтобы возмутится, спросить, в чем дело, но на щеки мне начинают сильно давить крупные пальцы, а губ уже касается горячая плоть, вызывая во мне бесконтрольную панику.
Противоречивые чувства пронзают с головы до ног, и я не понимаю, как мне поступить. Как вести себя и что делать с этим ярым, животным напором, совсем не нежным, как я ожидала.
Уже тысячу раз пожалела, что пришла к нему, когда он пьян. Если бы его разум был чист, он никогда не обошёлся бы со мной так жестоко.
Что же мне делать.
Сопротивляться, кричать, ведь я совсем не так хотела лишиться девственности. Не грубо, как животное, а в любви, на супружеском ложе, чувствуя себя принцессой.
Но с дугой стороны, мы же не в сказке, не в моих голубых грезах, разве я не должна удовлетворять желания своего темного принца.
Я сама выбрала такого, так почему же пасую. Давай, Аллочка, ты же храбрая девушка, откуда эта дрожь в теле.
И раз он хочет взять меня так, то я просто должна подчинится. Принять плоть в рот и сделать ему приятно, как он хочет. И тогда он не оставит и меня без ласк.
Я же читала, что мужчины любят минет, что получают больше удовольствия чем от обычного секса. И как сказал сам Тамерлан у него давно не было любовницы, а значит, я должна дать ему то, что он хочет, и вливать, что происходящее сейчас никак не вяжется с моими грезами.
Любовно целую самый кончик, ощущая упругость и гладкость кожи, ощущаю соленую влагу и облизываю губы. Странный, но не противный вкус. И запах, терпкий, манящий.
Никогда такого не ощущала.
— Рот открой, — требует он, подталкивая голову ближе к паху, и я дёргано кивнув, вбираю в себя головку, но ему этого оказывается мало, и он буквально вталкивает в меня половину члена, а когда я начинаю задыхаться, вытаскивает. — Дыши, мы только начали. Я же не зря шлюху на всю ночь снял.
Откашливаюсь. Поднимаю глаза, но за пеленой слез ничего не видно, только смутные очертания моего гиганта, что разрывает мои нежные чувства пополам, такого же огромного, как во рту, который вторгается все глубже, заставляя давиться и мычать от дискомфорта.
Хватаюсь за его бёдра, впиваюсь острыми ногтями, желая, чтобы он дал мне передышку, потому что ещё немного, и я задохнусь. Ещё немного и боль в челюсти станет невыносимой.
Тамерлан освобождает меня на мгновение, тянет руку за бутылкой виски, и я даже опомниться не успеваю, как он вливает его мне в горло, алкоголь льётся по моему подбородку, вниз к платью и на пол.
Хочу закрыть рот, но его пальцы беспощадны и снова давят на челюсть, заставляя проглотить все.
— Я не хочу! — получается у меня выкрикнуть, но снова эта дьявольская усмешка.
— Мне нужна расслабленная баба, а не бревно. Глотай!
Давлюсь, но выполняю, чувствую обратные позывы. Он убирает горлышко и даёт продышаться, отпивает сам, хотя уже еле стоит на ногах.
И я ощущаю, как в груди растекается адское пекло, мгновенное начинаю плыть на волнах эйфории.
Так вот что делает с людьми алкоголь…
Все правильно. Он просто хочет меня расслабить. Просто хочет научить, как правильно доставлять ему удовольствие.
Как правильно сосать.
И я делаю это.
Принимаю член по самые гланды, от чего он довольно урчит и уже не давит на череп, а поглаживает голову.
Затем вытаскивает снова, собирает слюни, что стекают по подбородку и засасывает руку в глубокий вырез.
— Отличные сиськи. Упругие, не потасканные, — говорит комплимент, и я не успеваю улыбнуться, как он снова толкается членом и уже не дает передышки, а грубо и жадно долбит в самое горло.
Но на долго моего энтузиазма не хватает, а он похоже только начал. Добирается до сосков и выкручивает их, и пока я мычу от боли, дергает бедрами еще резвее, на бешеной скорости, тараня мой рот.
И я начинаю ждать, что вот-вот он похвалит меня, начнет жалеть и говорить, что больше не будет больно, что теперь станет нежен.
Как вдруг, он резко хватает меня за уши, натягивает, придавливая носом к паху, вынуждая вдыхать запах густых черных волос, а затем стреляет чем-то горячим прямо по гландам, держа меня до тех пор, пока горькая, соленая субстанция окончательно не теряется у меня в желудке.
После не сильно отталкивает меня, но в голову стреляет обида и крупные слезы начинает стекать по грязным от растекшейся туши, слюны и его спермы щекам, а из горла вырывается слабый скулёж.
Подношу руку ко рту и закусываю кулак, желая сбавить обороты приближающейся истерики.
— Да не плачь, мы только начали, — говорит он, отпивая виски из горла, угрожающим быстрым движением оказывается вновь напротив и с силой вновь вливает его в меня.
Глава 18
Никогда в жизни, я не ощущала себя столь грязной. Платье, что еще недавно было красным теперь в темных разводах. А я пытаюсь прийти в себя. Трясу головой. Но становится только хуже.
Меня штормит, пошатывает, и я дрожащими руками пытаюсь заправить вывалившуюся грудь. А Тамерлан смотрит на меня, я ощущаю это, но не могу поднять голову, особенно когда он делает шаг и плюхается на кровать, широко раскинув ноги.
Скольжу взглядом по чернильным волосам на ногах, выше, туда, где свисает отросток, все еще пугая размерами. Наверное, в таком состоянии, я бы могла взять его в рот без дискомфорта.
— Что смотришь, продолжай.
— Что продолжать? — вяло ворочаю языком, все-таки цепляя взглядом пустое лицо с недельной щетиной.
— Я же сказал, хватит играть в невинную! Меня тошнит от целок, которых нельзя выебать! Соси! — орет он, пугая меня еще больше и дергает за волосы к себе. Лишь то, что он меня опоил, позволяет не плакать, а орать в ответ:
