комнате, а сам отправляюсь в город: мне надо вернуть мотоцикл и закупиться в аптеке. Фармацевт смотрит на меня с непониманием, пока я пытаюсь объяснить, что произошло с девчонкой.
– Вам нужно что-то от гриппа? – спрашивает она.
– Наверное, не знаю, – отвечаю я раздраженно. – Ее рвало.
– Может быть, это отравление? Что она ела на завтрак?
– Ничего необычного... Еще у нее акклиматизация.
– Что, все сразу? Может быть, стоит обратиться в больницу, чтобы вам поставили точный диагноз? Заниматься самолечением... – бормочет продавщица за прилавком, и тут я наконец выхожу из себя и требую дать мне всего и побольше: от простудных заболеваний и отравлений, а еще антибиотики и витамины. – Антибиотики только по рецепту... – тогда я обещаю достать пистолет, и она немедленно выкладывает на стол «Флемоксин Солютаб».
– Спасибо, – рычу я, быстро сгребаю все в охапку, плачу наличными и сматываюсь, пока тетка не вызвала полицию.
Дома я уныло читаю инструкции: сто лет не принимал никаких лекарств. В результате засовываю в Марину парацетамол, кагоцел, смекту, но с антибиотиком решаю пока подождать. Зачем раньше времени пичкать организм такими сильными штуками. Я слышал, это вредно. Даю ей зеленый чай (пакетированный, пардон) с малиновым джемом (варенья в магазине не нашлось, тоже пардон), укутываю получше, чтобы она, как посоветовала аптекарша, «хорошенько пропотела», закрываю плотно шторы, снова запираю ее в комнате...
Ближе к вечеру она просыпается: я слышу ее хриплый слабый голос, которым она зовет меня – сначала по имени, а потом «эй, ублюдок!», – и отпираю дверь ключом.
– Побереги силы, какого хрена ты орешь? Тебя тут что, режут? – спрашиваю у нее раздраженно. Она смотрит на меня своими огромными, осоловелыми после сна и лекарств глазищами, прикрывает голые сиськи одеялом, ведет обнаженным плечом и наконец выдает:
– Покорми меня... пожалуйста.
14 глава
Двое с лишним суток я изображаю из себя заботливую няньку: умываю французскую принцессу после сна и перед сном (а спит она много), кормлю ее (еду пришлось заказывать и гонять за ней на мотоцикле в другой конец загородного поселка), по расписанию выдаю лекарства (антибиотики все же пошли в ход), меняю на ее лбу мокрые полотенца, помогаю переодеваться. В туалет она ходит сама – и на том спасибо. Мне бы все-таки хотелось видеть ее киску и попку в других обстоятельствах...
В перерывах между визитами к ней я лениво курю на крыльце дома. Заканчивается март – стоять на улице уже не так паршиво, снег активно тает, хотя тут, за городом, его все равно больше, чем в центре Москвы.
Отец ночует в штабе. Заглядывает на полчаса-час, только чтобы переодеться, посмотреть с кривой усмешкой на спящую Марину – они до сих пор так толком и не познакомились, – и свалить обратно решать вопросы казахстанских фур. Машины с вином все еще не найдены – я уже предчувствую, как со дня на день папаша объявит общий сбор – явиться придется даже мне, – и мы будем думать, кто из конкурентов мог устроить нам такую подлянку. Лично я ставлю на Басманова с его шайкой головорезов: эти ублюдки способны не только остановить фуры и вылить на дорогу гребанное вино, но и водителей убить, если те будут сопротивляться. А я уверен: Егор, Эдди и Колян точно сопротивлялись.
Вечером третьих суток, как обычно, я укладываю Марину в гостевой спальне. Она уже не бредит, температура опустилась до тридцати шести и девяти, девчонка охотно поужинала, и я почти доволен своей работой, хоть она и смотрит на меня по-прежнему волчонком. Плевать: со временем и это пройдет, а я чертовски терпелив. Спать самому приходится особенно чутко: мне все время кажется, что ночью может заявиться Басманов со своими парнями... Зачем? Хрен знает. Это просто дурное предчувствие.
Сменил вчера постельное белье – новое непривычно и сладко пахнет свежестью. Пистолет под подушкой. Свет выключен. Спать бы да спать, но сон не идет... Долго я валяюсь с растопыренными глазами, туплю ими в темный потолок и размышляю обо все подряд. Наверное, проходит дофига времени, прежде чем глаза начинают наконец постепенно закрываться, дыхание выравнивается, и я проваливаюсь в сонное марево...
Когда дверь в комнату начинает скрипеть и открываться, я не сразу соображаю, что происходит. Золотистая полоска света разрезает темноту, и я наконец рывком сажусь в постели, быстро выдергивая из-под подушки пистолет и направляя его на вошедшего...
– Марина?! Какого хрена, мать твою! – это не Басманов и не кто-нибудь другой из наших конкурентов или врагов. Это просто гребанная сонная полуголая девчонка! – Как ты вышла из своей спальни?!
– Это твой отец, – шепчет она испуганно и все еще стоит в дверях маленьким дрожащим силуэтом.
– Мой отец открыл тебе дверь?! Зачем? – ничего не понимаю я.
Она пожимает плечами.
Я рычу, отбрасывая одеяло, бросаю пистолет на кровать, показываю Марине пальцем на кресло:
– Посиди пока, я щас, – и быстро выхожу за дверь, шагаю нервно по дому, отыскивая виновника. Папаша оказывается на кухне, дожирает гуляш из свинины, который я заказывал для нас с Мариной. На меня он смотрит равнодушно: наверное, уже задолбался в штабе настолько, что на все остальное глубоко насрать. – Ты какого хрена девчонку выпустил?! – рыкаю я с порога, не здороваясь с ним.
– Решил проверить, не выскочила ли она в окно. Или не похитили ли ее парни из какой-нибудь шайки. Ты ведь знаешь, что я не одобряю твоего решения выделить ей отдельную комнату, – мрачно отвечает папаша. Мне становится все ясно: он злится на меня. Ну зашибись.
– Она болеет, – отвечаю я.
– Мне насрать, – какой неожиданный ответ!
– Мне тоже, – наверное, вру, потому что здоровой она мне нравится больше. – Но я не хочу от нее заразиться.
– Лучше заразиться, но соблюдать правила безопасности.
– Из соображений безопасности ты не
