Аманда Дойл - Верь мне!

Наконец капельмейстер объявил последний танец. Аллан протянул к ней руки, и вдруг за его спиной раздался голос — голос, которому нельзя было возразить:

— Кажется, это мой танец, Йетс.

Ее взяли под локоть и повели к группе танцующих — и она оказалась в объятиях Стивена Брайента. Все произошло так быстро и ловко, Лу даже не успела ничего сказать. Она подняла голову, но увидела только его подбородок прямо у себя над головой.

Он чуть насмешливо скомандовал:

— Не разговаривайте. — Стив немного грубовато притянул ее к себе, нестерпимо красивый в белом смокинге.

Лу полностью отдалась танцу. Она была на вершине блаженства. Теперь она поняла, чего ей до этой минуты не хватало. Стив танцевал великолепно: умело, властно, как и все, что он делал. Они были единым целым, и Лу хотелось, чтобы так продолжалось целую вечность. Музыка смолкла, а девушка все еще находилась во власти ее очарования, все еще тихо напевала мелодию и мечтала о невыразимом блаженстве находиться в его объятиях… Неожиданно чей-то грубоватый низкий голос разбил вдребезги ее иллюзию:

— Эй, привет, Стив! — Приземистый мужчина шутливо пихнул его огромным кулаком под ребро. — Танцуешь по-прежнему неплохо! Похоже, не слишком-то и скучаешь по своей крале из Сиднея, а?

Стивен Брайент не отозвался. Он улыбнулся сдержанно, и Лу увидела, как он побледнел. Его губы сжались в тонкую полоску, подбородок выдвинулся вперед.

— Найдем остальных и возвращаемся, — яростно обронил Стив, поворачиваясь к двери.

Лу мало что запомнила на обратном пути в первые утренние часы воскресенья. Закутавшись пледом на переднем сиденье, она пыталась вздремнуть, но жестокий холод и щемящая боль где-то в самом сердце не давали заснуть, хотя она даже не побеспокоилась открыть глаза, чтобы посмотреть, кто именно — Эндрю или Бант — открыл ворота.

«Я должна чувствовать себя счастливой», — укоряла себя Лу. Вечер прошел чудесно, и Аллан оказался добрым, веселым другом. Он хотел снова с ней встретиться и, прощаясь, обещал, что они скоро увидятся. Дженни пригласила ее приехать погостить. Когда Пенелопа вернется к себе домой, Дженни останется совершенно одна. А так приятно, если время от времени они с Лу поболтают о том о сем… Почему же Луиза чувствовала себя так, будто ее заледенелое сердце медленно просыпается для невыразимого томления… Ответ Лу узнала только на следующий день.

Казалось, не успела она прикоснуться головой к подушке, как уже рассвело. Но было так приятно полежать немного, перебирая в уме волнующие события вчерашнего вечера!

По воскресеньям завтракали всегда немного позже чем обычно, и к тому времени, как Лу пришла на кухню, Джим уже растопил плиту, и теперь наполнял кипятком заварочный чайник для первой утренней чашечки чая, который они с удовольствием выпивали вместе.

— Привет, Лу. Ну, как сегодня поживает наша танцорка? По крайней мере, мешков под глазами у тебя нет. Ну, хорошо повеселилась?

— Конечно, Джим. Все было просто великолепно! И я прежде не видела таких прекрасных созданий, как эти маленькие лошадки. А какие они умницы! Знают, куда скакать, а уклоняются и поворачиваются так быстро, будто тоже играют — даже больше, чем всадники. Когда матч закончился и игроки были мокрые от пота, эти пони для поло, кажется, хотели играть дальше и совсем не желали уходить. А как ты провел день, Джим?

— О’кей, знаешь. Мы с Блю чинили изгороди у источника Динго, где бычки вечно вырываются. Потом пришла почта. Я дал Фреду холодного мяса и пирожки с джемом, как ты сказала. Он все смел. Говорит, младенец Питерсов еще не очень-то поправился, и тот черный с палевым щенок из Форуэйз так и не нашелся. Они боятся, что он подхватил приманку, говорит Фред.

Лу пробормотала слова сочувствия, укладывая ломтики бекона на большую сковородку. К тому времени, когда бифштексы и яичница лежали на тарелках, явились Энди и Бант, протирая глаза, зевая и потягиваясь.

— Боже, я умираю с голоду! — воскликнул Бант. — Кажется, я неделю не ел.

— Зато много пил, — добродушно съязвил Энди, и Джим присоединился к общему хохоту:

— Хо-хо! Сегодня голова, поди, трещит, а?

Бант не снизошел до ответа, а сел за стол и жадно принялся есть. Лу позвонила в колокол у заднего крыльца, вызывая Расти и Блю, потом отнесла поднос с завтраком в гостиную. Стив Брайент был уже там — разбирал вчерашнюю почту. Глядя на него, никто бы не сказал, что он танцевал всю ночь, а после, ранним утром, вел машину до дома больше семидесяти миль. Ложился ли он вообще? Лу решила, что, скорее всего, нет. И несмотря на это, Стив был слишком свеж, слишком бодр — и к тому же потрясающе привлекателен, в облегающих габардиновых брюках, в рубашке и при галстуке — в честь воскресного дня. Когда Лу вошла, он поднял на нее глаза:

— О, мисс Стейси. Я получил письмо от Марни. Она приезжает в конце недели. Пишет, что теперь ее брату гораздо лучше и его вполне можно оставить. Так что она приедет в субботу и просит Фреда подвезти ее на грузовике. Конечно, я такого не допущу — для женщины ее возраста это слишком утомительная поездка. Я в пятницу отправлю ей телеграмму и сам ее встречу. Что-то случилось, мисс Стейси? Вам нездоровится? В чем дело? — В его голосе появилась обеспокоенность.

Лу предприняла напрасную попытку унять дрожь в руках и поставила поднос на стол.

— Это… это… право же… пустяки. Я в полном порядке. Просто недоспала и переволновалась вчера, вот и все. Мне сейчас станет лучше. — Она пыталась взять себя в руки. — Я просто пойду прилягу, пока вы завтракаете. Я совершенно здорова. — И она бросилась к двери.

В благословенном одиночестве своей комнаты Лу с отчаянием рухнула на кровать и уткнулась в подушку. Эта томительная боль в груди, потрясение, пробравшее до дрожи в коленках, от известия о том, что время ее пребывания в Ридли-Хиллз почти истекло, — теперь Лу знала, что они означают. Она знала, почему сладость объятий Стивена Брайента вчера ночью растворилась в горечи благодушного намека того грубого человека. Потому что она сама хотела оказаться на месте той девушки из Сиднея. Нестерпимо хотела! Горькая правда открылась ей — она любит Стивена Брайента! Ускользающее чувство, беспокоившее ее уже несколько недель, теперь оформилось в нечто определенное, сильное и глубокое, в нечто чудесное и… безнадежное!

Лу села на кровати. Что ж, по крайней мере, она понимает, как все несбыточно. И не позволит страсти взять верх над разумом. Ей просто надо будет тщательно скрывать свою любовь — Стив не должен ни о чем догадаться. Это ненадолго, печально подумала девушка. Ей скоро придется уехать — ведь Марни возвращается. Это временная работа: так было оговорено с самого начала, и она сама этого хотела. Она угрожала, что уедет, просила и требовала, чтобы ее отвезли обратно в Нандойю. Теперь же мысль об отъезде заставляла ее плакать. Чувство, которое Лу испытывала к Дику Уорингу, не было любовью. Она поняла это только сейчас, познав настоящую, но безответную страстную муку.