Элис горестно закивала, глядя на Антона сквозь пелену слез, застилающую глаза. Антон наклонился и поцеловал влажные соленые веки. Потом, собравшись с силами, пружинисто распрямился и решительно шагнул к двери. В душе был полный сумбур! Головой, разумом он сознавал долг перед компанией, экипажем, перед братом, наконец, но так щемило сердце, так влекло к любимой, доверчивой, беспомощной Элис, хоть кричи…
Она стремительно соскочила с кровати и кинулась вслед за Антоном.
Они опять обнялись, ее теплое нежное тело прильнуло к нему, упругие соски под тонкой тканью ночной сорочки судорожно вздрагивали. Элис целовала Антона так, словно они и вправду расставались навсегда.
— Элис, — прошептал Антон, гладя ее волосы, — что ты со мной делаешь?
— Энтони, прошу тебя, не уходи! — умоляла Элис. — Я боюсь. Мне кажется, если ты уйдешь, мы больше никогда не увидимся.
— Да быть такого не может! — воскликнул Антон. — Мы скоро, скоро будем вместе, обещаю тебе. — Антон легонько отстранился, отступил на шаг, сказал виновато, словно оправдываясь: — Пойми, родная, если я не уйду сейчас, мне вовсе не уйти, а это невозможно! Невозможно…
Антон ушел. Когда за ним закрылась дверь, в номере сразу стало тихо, как в могиле. Элис потерянно опустилась на постель и застыла — без движений, без мыслей, опустошенная и выбитая из колеи. Она полюбила. Сильно, всерьез. С ней такого еще не случалось. А он ушел. Почему, зачем? Да стоят ли все обязательства хоть малой толики той огромной любви, которая неожиданно вспыхнула между ними?
Так она и сидела в полном оцепенении, раздетая и непричесанная, когда в незапертую дверь осторожно стукнули. Она не отозвалась. Настойчивый стук повторился, а потом нетерпеливый посетитель толкнул дверь, та отворилась.
Явился плохо проспавшийся Пол, мятый, всклоченный.
— Привет, — сказал он, осматриваясь в номере. — Гость уже ушел? Слушай, ты не забыла, мы сегодня вылетаем. Смотрю, ты и не собиралась даже. Что с тобой, Элис? Вы поссорились, он бросил тебя одну?
Хриплый голос Пола вернул девушку к действительности. Она словно бы очнулась, спросила:
— А когда наш рейс?
— В полдень, — напомнил Пол.
— А сколько сейчас?
— Почти десять.
— Совсем из головы вылетело! — Элис поднялась. — Я приму душ, а ты можешь допить вино. Только прошу тебя, не напивайся как свинья. Смотреть на тебя противно.
— У тебя тоже не лучший вид, — пробормотал Пол.
Элис пропустила мимо ушей последнее замечание оператора.
После освежающего душа силы вернулись. Элис снова стала собранной, деловитой, быстро оделась, вызвала носильщика.
Пол поразился случившейся перемене. Всего полчаса назад, войдя в номер, он нашел ее ко всему безразличной, пораженной сердечной болезнью, а сейчас перед ним предстала прежняя Элис Петерсон — энергичная, подвижная, готовая к действию. Лишь в глубине зрачков таилась скрытая боль, о происхождении которой Пол уже догадывался.
В аэропорт они приехали за час до отправления рейса. Элис оставила Пола в баре с вещами, а сама пошла на летное поле. Дежурный в форменной одежде не пустил Элис дальше ограждения, показав на заправляющийся лайнер. После долгих пререканий она наконец выяснила, что все три русских машины загрузились и вылетели в лагеря беженцев полтора часа назад. Других подробностей дежурный не знал.
Элис вернулась в бар, где Пол уже успел выпить стаканчик виски. Она заказала себе коктейль и поинтересовалась у оператора:
— Тебе не станет дурно в полете?
— Я в полном порядке. Пожалуй, закажу еще…
— Хватит, Пол! Пожалуйста, не строй из себя несчастного. Нянчиться с тобой я не буду. Выйди на воздух, тебе не мешает проветрить мозги.
Ровно в полдень, минута в минуту, «боинг» взлетел с аэродрома и взял курс на Европу. В Париже Элис должна была пересесть на другой самолет, который доставит ее в Стокгольм.
Пол, накачанный виски, наконец успокоился, заснул. Элис смотрела в иллюминатор на ровную гладь океана и уныло думала о том, как теперь пойдет ее жизнь. Ей казалось, в той гостинице, где они с Антоном провели ночь, она оставила частицу себя.
Через пару часов полета забарахлил двигатель. Внизу простиралось бескрайнее зеленое море джунглей. Как назло, ни одного пятачка, чтобы сесть и осмотреть машину.
— Вовка, ты где простудил двигун? — крикнул Качалин механику.
Володя промолчал. Чуял вину: проглядел и им все-таки влили в баки какую-то дрянь. Оправдываться не стал — не время и не место.
— Командир, будем возвращаться? — спросил Усольцев, ткнув пальцем карту. — Только позади грозовой фронт. Придется хорошего кругаля давать.
— Двигун может сдохнуть в любую минуту, — сказал Качалин, — пойдем к лагерю коротким маршрутом.
— Над территорией, где повстанцы? — уточнил штурман и сверился с картой. — Ладно, я прикину что к чему.
Бортмеханик пристыженно молчал.
Винтокрылая машина повернула на северо-запад. Внизу тянулись все те же бесконечные джунгли — с той лишь розницей, что теперь они таили опасность. Перебои в работе двигателя прекратились, однако Качалин не был уверен, что они не начнутся снова. Только бы дотянуть до лагеря, слить оставшуюся горючку к ядрене фене, прокачать заново всю систему да заправиться качественным топливом. Паниковать рано. Бывали и раньше переделки, а машины ни разу не побил. «Обойдется и сегодня», — думал Качалин.
Справа по курсу показалось небольшое селение. Курчавились дымы очагов, возле ветхих хижин сновали местные жители. Качалин успокоился: людей в военной форме среди туземцев не было. Он поднял голову, глянул на приборы, и тут по ушам резанул отчаянный вопль Володи:
— Командир, меняй курс! Эти бешеные повстанцы стреляют по вертолету! Они сослепу не за тех нас приняли!
— Не паникуй, Володя! — гаркнул Качалин в сторону механика, и сразу услышал сильный удар по фюзеляжу. Машину резко тряхнуло и бросило вбок.
— «Стингер», — пояснил штурман таким тоном, будто по ним стреляли из рогатки. — Промазали, сволочи.
— Мы горим! — опять завопил Володя. — Они попали в грузовой отсек!
— Так займись тушением! — рявкнул командир. — Я буду искать площадку, где можно приткнуться! — Он выматерился вслед исчезнувшему механику.
— Я помогу пацану, — сказал поднимаясь Усольцев. — Как бы наш парень в штаны не наложил, попрыгунчик. — Перед тем как выйти из кабины, штурман нагнулся к Качалину и напомнил: — Сердце-то не зря болело. А теперь брось в меня камень, если я был не прав.
— Пошел бы ты, Соленый, знаешь куда!..
— Туда и пошел, командир…
