— Не считайте меня наивным. Приехав сюда, вы уже заявили о своих правах. А для этой старой сумасшедшей леди внучка Тирелей значит больше, чем все остальное.
— Я же сказала, что здесь не останусь.
— Это вы так говорите. — Он горько улыбнулся. — Мне вообще не везет — я везде оказываюсь не вовремя. Пусть даже вы сейчас уедете. Она-то теперь будет рассчитывать на вас, будет думать, что вы вернетесь. И есть ведь завещание. Никто не знает, что там написано. А теперь она может изменить его.
— Она его не изменит.
— А может, его и менять не надо. Может, она всегда верила, что вы еще вернетесь, и написала его в вашу пользу.
— Ну что за вздор вы говорите! Я сразу уеду, и мой приезд ничего не меняет.
— Я надеюсь, что так оно и будет. Так было бы лучше для нас обоих. Давайте еще выпьем и будем делать вид, что ваш приезд не разрушил всего, что я сделал за четыре года. Не знаю, что лучше — пить одному или пить с врагом.
Он налил виски, а я, глядя на каллоденскую чашу на его столе, снова вспомнила все, что со мной произошло с момента первой встречи с Бренданом Кэроллом. Он привез ее домой, но хотел, чтобы я, последовав за ней сюда, увидела этот дом отчаяния и безумия. Итак, я здесь, но никто не верит, что я завтра утром уеду.
Мы ужинали в комнате, окна которой выходили в запущенный сад. Нас обслуживала рыжеволосая служанка по имени Энни, одетая в такой же твидовый костюм, как и вся прислуга в Мирмаунте. Взгляд ее выражал живое любопытство. Леди Мод обратила внимание на этикетку на бутылке вина, которое Коннор разливал по бокалам из хрусталя Шериданов.
— «Нюи Сен Жорж»? Откуда оно?
— Я купил его в Клонкате. Ваш погреб давно пуст, леди Мод.
— Но это не из…
— Не из денег на хозяйство. Мой личный дар мисс д'Арси.
— Молодым девушкам не нужны крепкие напитки.
Пригубив вино, я сказала:
— Мне двадцать три года.
Леди Мод огляделась, нет ли кого из прислуги поблизости, но Энни вышла.
— Я не считала нужным напоминать вам, что эти люди склонны к сплетням и слухам, — заметила она.
— Что бы это должно означать? — с недоумением спросил Коннор.
— Леди Мод хотела сказать, — отвечала я, — что каждый, если захочет, сможет высчитать, что я родилась прежде, чем моя мать вышла замуж за Эжена д'Арси.
— А, теперь понимаю. — Он бросил изумленный взгляд на старую леди. — До чего же вы, однако, злопамятны, что беспокоитесь о подобных вещах. Вы опасаетесь, что последняя в роду Тирелей могла быть внебрачной дочерью. Так вот почему вы никогда не говорили о вашей внучке! Вы здесь сидели в одиночестве все эти годы… Боже, что за абсурд, уму непостижимо!
— Успокойтесь, Коннор Шеридан. Что вы можете знать о прошедших годах! Не вы же их прожили. Где вам понять, какую боль причинила мне Бланш! Мои внуки могли расти здесь, рожденные, как им положено, и учиться всему, чему им положено. Вместо этого…
— Я думаю, — снова вмешался Коннор, — вам следует извиниться перед Морой.
— Я никогда не получала извинений от ее матери.
Она резко оборвала разговор и позвонила в колокольчик. Тут же явилась Энни, чтобы унести посуду. Нам принесли фруктовый пирог, такой же твердый, как давешние бутерброды. Мне было не до еды. Я сидела между двумя врагами и понимала, что один из них взялся меня защищать, только чтобы позлить леди Мод. Пытаясь откусить кусок пирога, нечаянно уронила его на платье. Леди Мод посмотрела на меня так, словно ничего другого и не ожидала. Вскоре она поднялась из-за стола и сказала:
— Можете передать Энни, что кофе мне не нужен.
Коннор открыл перед ней дверь, затем снова закрыл, когда она удалилась.
— Вы видите? — заговорил он. — Она не хотела оставаться, но заставила себя сидеть с нами. Пока не был съеден приличный кусок пирога, чтобы Энни не рассказана всем в округе, что мы поссорились за столом при первой же встрече. При этом она считает, что вся прислуга должна ей верно служить просто из чувства долга, и не чувствует никакой благодарности за все, что делает та же Энни.
— Леди Мод выглядит нездоровой.
— Она всегда так выглядит. Ей уже под семьдесят, и она ничего не ест. Но еда в этом доме вообще мало кому идет впрок.
— Зачем же тогда вы здесь?
Он пожал плечами:
— Потому что это обходится дешево. Потому что я могу присмотреть за ней и удержать иногда от еще больших глупостей. Наконец, потому, что она старая и не в себе. — Он пристально посмотрел на меня, и я поняла, чего он не договорил: чтобы этот дом достался ему.
Вошла Энни, и Коннор сообщил ей, что кофе не нужен леди Мод.
— А вам сегодня больше ничего не нужно? — спросила она.
— Не нужно. Доброй ночи, Энни.
— Доброй ночи, мистер Коннор. Доброй ночи, мисс Мора.
— Доброй ночи, — ответила я.
Это ее формальное приветствие почему-то было мне приятно. Коннор между тем зажег свечи в канделябре. На столе стоял поднос с вином и сыром. Он предложил мне выпить вина, и я согласилась. Мы стояли в освещенной свечами комнате, которая от этого казалась таинственной, и впервые, с тех пор как приехала в этот дом, я немного расслабилась. Потрогав рукой один из канделябров, я спросила:
— «Шеридан»?
— Да. Кажется, эта вещь сделана самим мастером, Томасом Шериданом, в 1750 году.
— А этот дом, видимо, не он построил? Он был здесь еще до его приезда в Ирландию?
— Этот дом? Стеклоделие Шериданов никогда не было настолько процветающим, чтобы позволить себе строить подобные дома. Этот дом принадлежал леди Энн Грант, двадцатидевятилетней старой деве, которая все никак не могла выйти замуж. Наконец на ней женился сын Томаса Шеридана, двадцатилетний юноша, очень славный парень. Ее деньги он вложил в производство. И оно сохранилось даже в самые тяжелые годы, когда англичане давили ирландскую промышленность тарифами, налогами и прямыми запретами. Шериданы продолжали делать кое-какое стекло и хрусталь, просто чтобы завод не умер, и им очень помогла продержаться здешняя ферма. Молодые Шериданы тогда ездили по всей Ирландии в поисках заказов. Вы можете узнать об этом, посмотрев старые конторские книги. К счастью, они не были католиками, хотя и поддерживали якобитов, иначе законы против католиков не дали бы им выстоять. Но они сохранили свое дело и остались стеклоделами.
На этот раз он потрогал канделябры и заговорил снова:
— Не все наши изделия должны быть такими — сделанными вручную, как произведения искусства. Нужно и фабричное недорогое прессованное стекло — для домохозяек и для промышленности. Стекло нужно всем. И мы, Шериданы, делали и те и другие вещи — для тех, кто может хорошо заплатить, и для простых горожан. Для всего этого необходим капитал, а у нас его нет. Стеклоделие Шериданов пока существует, но мы можем очень скоро разориться, если не выпадет какой-нибудь счастливый случай.
