– Не говори об этом Дайане. Она ответит, что вполне способна самостоятельно позаботиться о себе.
– И все-таки я боюсь за нее – не постоянно, нет, а только когда задумываюсь об этом.
Расс собирался ответить, что такова участь всех матерей, но взглянул на Синтию и промолчал. Она умышленно не поворачивалась к нему лицом, но ее профиль на фоне окна был так прелестен, что заготовленные слова вылетели из головы Расса. Еще долгое время после того, как он перевел взгляд на дорогу, Расс видел перед глазами профиль Синтии, и им постепенно овладевало смущение. Он с нетерпением ждал этого вечера, а сейчас ожидание стало невыносимым.
– Син, если тебе не хочется ужинать… я хотел сказать, если мое присутствие вызывает у тебя неловкость, я могу отвезти тебя домой.
Она опустила глаза. Неловкость? Нет, чувство, которое она испытывала, называлось иначе. Однако Синтия нисколько не сомневалась, что вскоре ее смущение в присутствии Расса исчезнет без следа. С ним она всегда чувствовала себя легко и спокойно. Когда они познакомились, Синтии хотелось до мелочей знать жизнь Расса, быть посвященной во все подробности его дел в школе и дома. Теперь, двадцать пять лет спустя, у нее возникло то же самое желание.
В этом и состояла опасность. Расс по-прежнему был ей небезразличен. Синтия с изумлением поняла, что она возбуждена, несмотря на то что Расс ни разу не прикоснулся к ней с тех пор, как двадцать пять лет назад они в последний раз занимались любовью. Вчера вечером, встретившись в отеле, они даже не обменялись рукопожатием. Расс не попытался взять Синтию за руку и сегодня утром, чтобы помешать ей уйти из внутреннего дворика, не попробовал обнять ее за талию, помогая вечером сесть в машину.
– Ну, что скажешь, Син?
Влечение до сих пор не угасло. Голос Расса Синтия ощущала как физическое прикосновение, его взгляд ласкал ее. Но она была в состоянии совладать с собой. Она твердо решила не поддаваться чувствам. После утомительных приготовлений к свадьбе она заслуживала мирного, интимного ужина, а с кем еще она могла поужинать в тихой обстановке, как не с отцом невесты? Кроме того, Синтию мучило любопытство. Увиденное убеждало ее, что Расс заметно изменился. Ей хотелось услышать подробности его жизни.
– Ничего, переживу, – вздохнула она, обращаясь скорее к себе, чем к своему спутнику.
Расс неверно истолковал ее вздох.
– Мне не нужны одолжения, – буркнул он.
Синтия метнула в его сторону удивленный взгляд.
– При чем тут одолжения?
– Я не нуждаюсь в обществе и вполне могу поужинать в одиночестве.
– Я же сказала: еду с тобой.
Расс не сводил глаз с дороги, крепко сжав руль.
– Судя по твоему голосу, меньше всего на свете тебе хочется ужинать со мной, и если так, я предпочту перекусить один.
– Пожалуй, в конце концов тебе действительно придется ужинать в одиночестве. Наверное, тебе недостает только подходящего предлога, чтобы отделаться от меня.
– Мне – нет, а вот ты, похоже, именно об этом и мечтаешь.
Синтия развернулась лицом к Рассу.
– С какой стати?
– Потому, что рядом со мной ты чувствуешь себя неловко.
– Ничего подобного я не говорила.
– Еще бы! Ты давно отвыкла говорить об этом вслух.
– Когда речь идет о тебе, я говорю то, что думаю!
Расс нахмурился.
– Верно. Именно поэтому нам не следует сегодня ужинать вдвоем. Ты по-прежнему злишься на меня за то, что случилось двадцать пять лет назад. Вчера вечером ты не смогла сдержать обиду, не удержишься и сегодня.
– Потому, что мне до сих пор больно!
– Двадцать пять лет спустя?
– Да!
– Тебе давно пора забыть о прошлом.
– Я надеялась, что забыла о нем, но, увидев тебя, снова все вспомнила.
– Напрасно, – заметил Расс, с трудом сдерживая раздражение. – Двадцать пять лет – слишком долгий срок, чтобы помнить обиды.
– Двадцать пять лет – ничтожно малый срок для людей, которые пережили то же, что и мы! Или ты пытаешься убедить меня, что не испытывал ровным счетом никаких чувств после того, как сбежал? Что за эти годы ни разу не вспоминал о нас и не тосковал? Что никогда не просыпался среди ночи, сгорая от вожделения, способного превратить айсберг в облачко пара? – Едва успев выпалить эти слова, Синтия пришла в ужас, но сказанного было не вернуть – впрочем, этого ей и не хотелось. В жизни Синтии еще не было случая, чтобы кто-то упрекнул ее в нечестности. – Но если ты действительно считаешь, что между нами все кончено… – она щелкнула пальцами, – значит, между нами с самого начала было что-то не так. Неужели все наше прошлое – ложь?
Расс ответил не сразу. Наконец, овладев собой, он свернул на обочину и остановился, не выключая двигатель. Уронив руки на колени, Расс уставился в центр рулевого колеса, где помещалась туго свернутая воздушная подушка. В случае аварии она надулась бы и спасла ему жизнь. А как раз сейчас Рассу очень нужна была помощь. Но спасение не всегда приходит вовремя.
– Нет, не ложь, – тихо ответил он. – Я не знаю ничего прекраснее нашей любви. Бывали минуты, когда тяжесть потери становилась для меня почти невыносимой. На войне я иногда думал, что мне абсолютно наплевать, вернусь я домой или нет. Но неведомая сила заботилась обо мне, поскольку сам я напрочь забывал об осторожности. Вернувшись домой целым и невредимым, я принялся усердно учиться, а после занятий работал, хотя стараться мне было не для кого. Я собственными руками уничтожил наше счастье, и если ты считаешь, что только одна мучилась бессонными ночами, то глубоко ошибаешься. Бывали ночи, когда меня влекло к тебе с такой силой, что я готов был немедленно примчаться сюда.
Расс замолчал и прикусил губу, а затем медленно продолжал:
– Ты права: двадцать пять лет – ничтожный срок, если чувства так сильны. Несмотря на это, я пытался отрицать их с тех пор, как мы встретились вчера вечером. – Расс помедлил, опасаясь сказать лишнее. Но самым чудесным даром его любви к Синтии была откровенность: они без смущения изливали друг другу душу. Они поверяли друг другу все мысли, делились планами – кроме одного раза, когда Расс принял решение уехать. Расс был обязан честно ответить на искренний порыв Синтии, поэтому он признался: – Чувства вернулись. На это я не рассчитывал. Я надеялся, что ничего не произойдет, но, как выяснилось, просчитался.
Синтия сидела в такой же позе, как Расс, сложив ладони на коленях и глядя прямо перед собой. Ей хотелось повернуться к нему, но она не осмеливалась – и без того слова Расса привели ее в смятение.
– Должно быть, во всем виноваты воспоминания. Возможно, все чувства, которые мы испытываем сейчас, – лишь воспоминания о том, что мы чувствовали раньше.
