Ее пальцы сжали его руку.
— Заставить?
— Правильнее было бы сказать «купить». В юности я пытался понять, чего хочу от жизни. А дед не хотел, чтобы я уезжал…
Она отняла свою руку:
— И что ты сделал?
— Сел в машину и уехал на полтора года.
Она охнула:
— Полтора года? И что ты делал все это время?
— Лазил на скалы по всей Америке. Жил как бродяга. Спал в машине. Убегал от частных сыщиков, которых дед за мной посылал. Жил своей жизнью.
— А потом?
— Мне надоело жить бродягой. Сыщики меня нашли. Я затосковал по семье. Понял, что они все-таки нужны мне.
Но кое-кому он был не нужен. Своей бывшей невесте.
Томас не сводила с него глаз:
— Когда ты вернулся, должно быть, все стало лучше?
Он кивнул:
— Пока я не стал пожарным-добровольцем. Я и на виноградниках работал, но деду этого было мало. Он предложил мне сто тысяч долларов. Просто протянул чек. Зарплата за целый год. Но я должен был бросить пожарную дружину и работать только на виноградниках.
— И ты отказался от такой огромной суммы?
Кристиан смотрел вдаль:
— Работа на винограднике мне нравилась, но работу пожарного я любил больше. Хотел и того и другого. Знал, что могу совмещать. Я не мог принять эти деньги. Отец всегда принимал морковки, которыми дед размахивал у того перед носом. И заплатил за это браком с мамой и жизнью. Стресс довел его до инфаркта. Он умер, не дожив до пятидесяти лет.
— О, Кристиан, мне так жаль…
— Спасибо, — кивнул он. — Отец сделал свой выбор, я делаю свой. И если решу что-то делать, это будет так, как хочу я, а не кто-то еще.
— Разумно, — согласилась Линн. — Ты объяснил это своим родным?
— Я пытался, но…
— Может, стоит попробовать еще раз? — предложила она.
Кристиан смотрел на трех птичек.
Семья. Он не чувствовал себя частью своей семьи до этой истории со спасением.
— Возможно, ты и права. Наше спасение кое-что изменило. Дед хочет встретить Рождество всей семьей в Худ-Хемлете, хотя раньше никогда не приезжал сюда. Он даже снял дом для всех нас.
— Но это прекрасно!
— Посмотрим. Раньше он ничего не делал просто так. Но, — признал Кристиан, — мы можем очень хорошо отпраздновать Рождество.
— Я уверена. — Она говорила искренне, с легкой ноткой зависти. — Семьи должны собираться вместе на Рождество.
— А твоя семья далеко? — спросил он.
— Не слишком далеко, но совсем в другом месте.
— Я знаю это чувство…
Ее глаза помрачнели, но она ничего не сказала.
Птички вспорхнули и улетели. Линн проследила за ними, потом спрятала пакет в рюкзак:
— Готов встать на лыжи?
— Я могу побороться еще немного, если буду прокладывать лыжню и задавать темп. Иначе мне несдобровать.
— Согласна. — Она подмигнула. — Хочу посмотреть, на что ты способен.
Ему нравилась ее игривость. Вообще — вся она. Ему было хорошо здесь с Линн, хотя она и измотала его на подъеме.
— Замечательно!
— Да. У меня достаточно энергии, чтобы тебя победить.
Ее глаза сияли, как и улыбка. Щеки разрумянились. Он никогда не видел женщину, настолько полную жизни, здоровья, радости. Кристиан посмотрел на ее губы. Интересно, каковы они на вкус?
— Я знал, что тут не без подвоха.
— Подвох всегда есть, Велтон. Просто иногда везет, иногда — нет.
Он улыбнулся своей самой очаровательной улыбкой:
— Я люблю, когда мне везет.
— Ты думаешь, сегодня тебе повезло?
Ее игривый тон распалил его.
— Да.
Она стряхнула крошки и встала:
— Тогда пошли. Мне надо выиграть пари.
— У меня еще есть шанс?
Не с лыжами. С ней…
— Не знала, что ты такой оптимист, Велтон.
— Зато я всегда знал, какой ты циник, — парировал он.
— Попробуй, может, тебе понравится, — весело сказала она.
Он хотел бы попробовать кое-что еще…
Линн мчалась на лыжах мимо деревьев по глубокому снегу. С Велтоном.
Когда она смотрела, как он, измотанный, карабкался вверх и пытался делать вид, что все в порядке, ей было смешно. Но Велтон признал поражение. Это производило сильное впечатление, вызывало уважение. Не многие мужчины так уверены в себе, как он.
Ей бы хотелось больше бывать с ним. С ним приятно говорить, приятно гулять, приятно смотреть на него. Наверняка с ним приятно делать и что-то еще…
Нет! Лучше не позволять своей одинокой душе тянуться к этому красавцу пожарному. Как она понимала, Велтон мог и не стремиться осесть в Худ-Хемлете. Ему надо решить кое-какие проблемы с семьей.
Линн остановилась. Снег взметнулся из-под кончика ее лыжи. Она обернулась посмотреть, как спускается Велтон.
Здорово! Надо отдать ему должное. Он не унывает и не смотрит на нее сердито, хотя она дважды обошла его и порядком измотала. Он и правда не такой, как другие.
Велтон остановился рядом с ней.
— Ну и здорова же ты, Томас! Поверить не могу — ты обошла меня и на спуске!
— Ты прекрасно знаешь, как надо разговаривать с леди.
— Ты не леди. Леди так с гор не несутся. Не говоря уже — на гору. За тобой не угнаться. Ты нарочно измотала меня, — сказал он скорее весело, чем сердито.
— Признаю себя виновной, — согласилась она. — Но ты это заслужил. Уж очень ты рисовался.
— А если я хотел произвести на тебя впечатление?
Он что, серьезно?
— Ты справился лучше, чем я думала. Лучше, чем многие из тех, с кем я каталась раньше, — призналась Линн. — И это комплимент. Можешь не сомневаться.
— Принимаю его. — Кристиан отпил глоток воды. — А вообще кто-нибудь может за тобой угнаться?
— Син Хьюз. То есть мог до инцидента в прошлый День благодарения. Теперь, правда, он опять набирает форму. Но я не всегда укатываю людей до изнеможения.
— Значит, пари…
— Мне очень нравится твой чикен масала.
Велтон рассмеялся:
— У меня не было шансов.
— Шанс всегда есть, — сказала Томас.
— Я бы хотел показать тебе…
Приглашение повисло в воздухе. Шутит или флиртует? Или и то и другое?
Глупо! Это же Велтон. Он просто шутит. Как там, на станции. Линн не могла перейти эту черту с Велтоном, не могла, даже если он заставлял ее чувствовать себя… женщиной. И это плохо. Она всегда хотела быть на равных. И с пожарными, и в службе спасения.
Линн вскинула подбородок:
— Спасибо, но я пас. Позвони Рейчел или Алексе. Обе будет рады ублажить тебя. До декабрьского срока осталось еще несколько дней.
Велтон засмеялся.
Линн стояла около универмага мистера Фримена на Мейн-стрит. Она пришла туда сразу после смены. На улице было только несколько лыжников и сноубордистов да спешившие на работу прохожие, но в городе что-то изменилось. Казалось, воздух полон радостного возбуждения. Оптимизма. Надежды. И все благодаря одному человеку.
