— Я должна тебе кое в чем признаться, — прошептала она.
Он насторожился, вперив в нее напряженный взгляд карих глаз.
— Я слушаю, — тихо ответил ей.
Она шумно вздохнула, так как он убрал руку, лишая ее ласки, от которой она млела и таяла. Но она не хотела его обманывать.
— В моей жизни был только один мужчина… Это было очень давно, — проговорила она, не сводя с его лица пристального взгляда.
Она не знала, как он отреагирует. Вдруг испугается? И сейчас встанет и уйдет?
Ей вдруг стало страшно.
Но он наклонился к ней и легко поцеловал в губы.
— Я буду очень осторожен, — заверил он, спускаясь поцелуями ниже, к груди.
Даниель застонала.
Было невыносимо терпеть все это.
Внутри нее полыхал пожар, готовый все спалить на своем пути. Сердце бешено колотилось в груди. Глаза были широко распахнуты. Тело ее извивалось от сладострастной пытки, которую Даррелл обрушил на нее.
Молния на брюках… И вот он аккуратно стянул с ее ног шелковистую ткань.
Легкий ветерок пробежался по обнаженной коже, заставляя ее покрываться мурашками и еще сильнее ощущать любое прикосновение.
Даррелл, похоже, тоже был на пределе.
Он быстро встал, разделся и остановился рядом, глядя на нее.
Даниель замерла, наблюдая за ним. Она невольно залюбовалась его мускулистой широкоплечей фигурой. Он был таким красивым и желанным.
Он медленно опустился на нее, осторожно опираясь на руки.
Рука его пробралась Даниель под спину, справилась с застежкой бюстгальтера, обнажая грудь. Губы его прикоснулись к ее соску, который сразу же затвердел, возбуждаясь.
Даниель застонала, выгибаясь ему навстречу, чувствуя, как тысячи молний пронзили ее.
Он продолжал свою ласку, играя языком с ее соском, и сладострастные волны одна за другой пробегали по ее телу, распаляя еще сильнее. Хотя, казалось, что уже дальше некуда.
Сняв с нее трусики, он покрыл поцелуями ее ноги, поднимаясь выше, к аккуратному треугольнику волос, скрывающих женское естество.
Но как только губы его коснулись заветного треугольника, Даниель напряглась, сжав ноги.
— Расслабься, — прошептал он, целуя ее выше, поднимаясь к груди и заставляя отвлечься от страхов, мгновенно сковавших ее тело.
— Я стараюсь, — срывающимся голосом пробормотала она.
И он чуть не рассмеялся, услышав ее фразу.
— Не надо стараться, — прошептал он. — Надо просто расслабиться и ни о чем не думать. Доверься мне.
И Даниель сдалась.
Он попробовал войти в нее. Она застонала.
— Я не буду торопиться, — прошептал он ей на ухо.
Он покрывал ее тело поцелуями, ласкал его. И когда она отвлекалась, он входил в нее, пытаясь действовать нежно, понимая, что причиняет ей боль.
Даниель стонала.
Порой движения Даррелла причиняли ей дискомфорт. Но она терпела, искренне веря, что со временем это пройдет. И тогда она, возможно, узнает, почему все так любят секс.
Он поцеловал ее в губы.
Она не знала, что делать, лишь почувствовала в себе его напряженную плоть.
Он двигался медленно, стараясь как можно меньше доставлять ей неприятных ощущений, параллельно возбуждая ее.
Но сил сдерживаться оставалось все меньше и меньше.
— Я больше не могу! — простонал он.
— Так возьми меня, — прошептала она в ответ.
И он забыл о том, что она почти невинна. Двигаясь внутри нее, убыстряя темп, он стремительно взбирался на вершину наслаждения, уже не думая о ней.
Она стонала. Но он ничего не слышал. В голове лишь пульсировало возбуждение, требующее выхода.
Последним мощным ударом он погрузился в ее узкое женственное лоно, потом замер на мгновение, наслаждаясь моментом. И лишь потом скатился с Даниель, откидываясь на подушки.
Он долго ничего не говорил.
Она тоже молчала.
Он думал, что, наверное, зря связался с этой девчонкой, намного моложе и неопытнее его. Но теперь вдруг ясно осознал, что не сможет так сразу порвать с ней.
Она прислушивалась к ощущениям своего организма и размышляла, почему люди так любят заниматься любовью. Даниель не видела в этом ничего особенного. Так, всего лишь приятные ласки вначале, когда казалось, что еще немного — и она взорвется от переполняющих ее чувств. А потом лишь дискомфорт, от которого она смогла немного отвлечься, когда Даррелл быстро двигался внутри нее, вонзая свою напряженную плоть.
Небо не осветилось фейерверками, как рассказывала Адель. Ничего подобного. Все было как-то слишком обыденно. И Даниель неожиданно поняла, что разочарована.
Нет, Даррелл нравился ей. Ей было приятно лежать рядом с ним, чувствовать близость его обнаженного тела.
Однако секс с ним не являлся чем-то необыкновенным.
Но тогда как же быть с любовными романами, которые она читала? Разве все написанное в них ложь? И как в таком случае объяснить высказывания Адель и других девушек, с которыми Даниель общалась?
Странная догадка поразила ее.
А что, если она не может наслаждаться близостью с мужчиной?
На ее глаза навернулись слезы.
— Тебе было хорошо со мной? — Даррелл повернул голову в ее сторону, пристально вглядываясь в освещенное лунными лучами лицо.
Даниель порадовалась, что он не заметил ее слез.
— Да, все было просто замечательно, — соврала она, стараясь, чтобы голос ее звучал искренне.
— Хорошо.
И непонятно было, что он хотел этим сказать.
Даниель почувствовала себя как-то неуютно.
— Мне надо в душ, — пробормотала она, осторожно вставая.
— Иди. — Его фраза безучастно прозвучала в темноте.
Она соскользнула с кровати, стыдясь своей наготы. Но халат висел в ванной, и она сознавала, что путь до заветной двери придется проделать обнаженной.
Хорошо, что темно. И она будет думать, что он не смотрит на нее.
— У тебя очень красивая фигура. — Его голос заставил ее вздрогнуть и убыстрить шаг.
Все, она в ванной.
Закрыв дверь, Даниель вздохнула.
Что с ней происходит? Почему она так ведет себя?
Подойдя к зеркалу, она вгляделась в свое отражение. Ничего не изменилось. Лишь в глазах появилась какая-то грусть с ноткой обреченности.
С чего бы?
Открыв кран и отрегулировав воду, Даниель забралась под душ. Теплые капли приятно барабанили по упругой коже, неся небольшое облегчение.
Как было бы хорошо отвлечься от гнетущих мыслей, перестать анализировать происходящие события, а просто начать жить! Так все было просто до того момента, пока она не перешагнула через себя. А теперь…
Она запуталась. Она не знала, куда идти, что делать, что говорить.
И это чувство потерянности тяготило ее.
