— Слава Богу, все кончилось. Запри двери, Рик.
Обычно эту обязанность Лиз выполняла сама, давая понять, что официальная часть закончена, но сегодня она с удовольствием передала бразды правления в более сильные руки.
Заперев двери и оставив галерею на попечение сотрудников, Рик вернулся к Лиз.
«Почему, интересно, даже воспитанные люди, если им выпадает случай поесть и выпить за чужой счет, ведут себя хуже свиней», — думала она, глядя, как служащие устраняют следы трехчасового разгрома.
— Вы нормально себя чувствуете? — спросил Рик.
— Конечно.
— Мне кажется, все прошло замечательно.
— Это была форменная катастрофа.
— Успокойтесь, Лиз. Здесь побывали многие коллекционеры. Хотя никто ничего не купил.
Она даже не потрудилась ответить. Рик не понимал ее боли, не чувствовал, что разбиты ее сокровенные ожидания. Он не работал с ней в первые годы, когда заключенная сделка воспринималась как триумф, а каждый посетитель, уходивший, ничего не купив, напоминал о риске, с которым было связано открытие галереи. Сегодня ее финансовое состояние ничуть не лучше, чем десять лет назад. А полмиллиона долларов, взятых ею на открытие в Нью-Йорке галереи для Алана…
— У меня такое чувство, что Реджинальд Квинси станет одним из наших лучших клиентов, — вернул ее к действительности голос Рика. Она вспомнила свое ощущение, когда он обнял ее за талию. — Он сказал, что недавно купил имение и хочет украсить дом лучшими произведениями здешних художников.
Да, больше всего ей сейчас нужно тепло и участие, чтобы ее кто-то приласкал, согрел и полюбил. Одиночество невыносимо. Только не сегодня.
— Рик, поедем ко мне.
Он открыл глаза от удивления. В течение всего года, пока он работал в галерее, Рик приучал Лиз к своим прикосновениям, как бы невзначай клал ей руку то на плечо, то на талию, то касался ее всем телом, когда они рассматривали картины. Хотя она никак не реагировала на его физическое присутствие, у него не возникало ощущения, что его прикосновения ей неприятны. Рик положил на нее глаз во время одного из благотворительных балов. Положил глаз — недостаточно сильное выражение для тех чувств, которые он испытывал. Он страстно желал ее. Но надо быть мертвецом, чтобы не желать такую женщину.
— Посмотри на меня, Лиз, и повтори еще раз.
Рик заглянул в невероятную голубизну ее глаз.
— Поедем ко мне, — хрипло выговорила она.
— Я хочу этого больше всего на свете.
Он был человеком действия и очень гордился своим умением быстро принимать решения. Вот и сейчас он не собирался давать Лиз никаких шансов передумать. Не снимая руки с ее талии, он провел ее в кабинет и, едва она взяла сумочку и накинула на плечи шубу, тут же вывел на улицу и усадил в свой «порше».
Машина тоже была гордостью и любимой игрушкой Рика. Он относился к ней с такой же трогательной заботой, с какой другие мужчины относятся к своим женам и детям. Рик Мейсон лишился семьи в тот день, когда отец, известный специалист по пластической хирургии, бросил дом ради прелестей молодой восходящей звезды с хорошо развитой грудью. Двенадцатилетний Рик понял, что роскошной жизни в Бел-Эйр пришел конец. Семья лишилась особняка, в котором могли позволить себе жить люди вроде Лиз Кент и ее клиентов.
Отъезжая от галереи, Рик искоса взглянул на ее профиль. Да, ничего не скажешь, хороша. Лицо спокойное, хотя в позе чувствовалась какая-то напряженность. Вероятно, неудачный вечер ее здорово расстроил, зато Рик возносил богам искусств благодарственные молитвы за провал выставки. Иначе он не получил бы Лиз и не имел бы никаких надежд оказаться сегодня ночью в ее постели.
По дороге они молчали, не пытались говорить даже о пустяках, чтобы хоть как-то сгладить неловкость. Ей, видимо, нечего сказать, да и его хорошо подвешенный язык на этот раз отказался ему служить. Когда они подъехали к дороге на Кемелбек Маунтин, Лиз нарушила молчание:
— Поезжай направо и вверх.
Рик знал, что она живет около горного заповедника, но ни разу у нее не бывал. На крутых поворотах свет фар рассеивался во мраке — впереди зияла пустота, внизу — бездна, на дне которой виднелись огни Феникса. Добравшись почти до вершины, Рик наконец увидел вырубленную в скале площадку для машин.
Лиз молча смотрела вперед. «Одно неосторожное слово, — подумал он, — и меня без сожаления пошлют куда подальше». Выйдя из машины, он по привычке погладил крыло любимого «порше», затем открыл дверцу и подал Лиз руку.
Глядя на Рика, она испытывала одновременно любопытство, отвращение и презрение, хотя он был весьма привлекательным мужчиной и в этой двусмысленной ситуации вел себя безупречно. И все же Лиз сомневалась, что может дать ему то, на что он рассчитывал.
Она протянула Рику ключи, и, едва он вставил их в замочную скважину, в доме тут же зажегся свет.
— Ненавижу входить в темное помещение, — объяснила Лиз, — поэтому в замок вмонтирован сенсор.
Интерьер дома оказался еще более изысканным, чем интерьер ее рабочего кабинета. Грубые балки поддерживали высокий потолок. Железная стена исполинской гостиной представляла собой окно, в которое был виден сверкающий огнями ночной город, раскинувшийся внизу. Мебель, сделанная на заказ фирмой «Брауншвиг и сыновья», стоила, вероятно, сумасшедших денег, не менее ценными выглядели и картины на стенах.
— Восхитительное гнездышко, — произнес Рик и внимательно посмотрел на Лиз. — Понимаю, ты сильно расстроена, а я слишком хорошо к тебе отношусь, чтобы воспользоваться твоей слабостью.
Лиз колебалась лишь долю секунды. Если отступать, то именно сейчас. Но злость на Алана пересилила.
— Шампанское в холодильнике, — нежно сказала она, — бокалы найдешь в буфете. А я буду ждать тебя в спальне.
Когда Алан вернулся из галереи, Хэнк мирно дремал перед телевизором, но от стука входной двери сразу проснулся.
— Я здесь.
Он протер глаза, сладко потянулся, но, взглянув на друга, понял, что настроение у того препаршивое.
— Ты рано вернулся, — осторожно начал Хэнк.
— Не было смысла оставаться дольше.
— Ты хочешь со мной поговорить?
Алан выключил телевизор и подошел к столу.
— Может, выпьем? — спросил он.
Хэнк кивнул. Наверное, произошло что-то очень плохое, можно сказать, ужасное. Он понял это по количеству спиртного, которое налил себе Алан.
— Я вел себя, как последний дурак, — бесстрастно произнес тот.
Пока Алан рассказывал, Хэнк молча слушал.
— Ну и куда ты теперь поедешь? — спросил он, когда рассказ подошел к концу.
— Понятия не имею.
